Уго покидал дом Рехины в растерянности. В руке виночерпий держал запечатанное письмо, адресованное валенсийскому купцу, – казалось, он готов был вручить его первому встречному. Парень не мог найти объяснения происшедшему. Нет… Да он не мог даже все толком вспомнить. Это было похоже на обморок. Уго шагал по улице, но до сих пор ощущал тело Рехины на себе… под собой… ее призывы все еще звенели у него в ушах. Неужели Барча была права? Он был вконец обессилен, готов привалиться к любому углу и заснуть, но в то же время тело его было наполнено жизнью и радостью плоти… Уго взмахнул руками – ощущение только усилилось. Он поймал на себе взгляд какой-то старушки. И улыбнулся в ответ. Он мог бы ей рассказать, как… Ну нет! Рехина все-таки мужняя жена.
Уго вышел на улицу Бокерия, чтобы спуститься к верфям. Письмо он спрятал под рубашку. Он брел, не замечая городского шума, отрешившись от всего, и вдруг осознал, что Рехина была права. «Разве ты не мечтал об этом?» – спросила девушка на прощание, уже стоя на пороге. Тогда Уго ответил, что нет. Но это была ложь. Он тысячу раз представлял их соитие, вожделел ее тела. А потом Уго поспешил убежать, как будто чувствуя вину за обман. Но Рехина остановила его еще одним вопросом: «Ты и сейчас о ней думаешь?»
Дольса! Где же осталась Дольса? Рехина для него была накрепко связана с Дольсой. После ее смерти прошло много лет, однако Уго часто ее вспоминал, вот только образ уже начал расплываться. И все-таки он не чувствовал вины за то, что предал память своей возлюбленной.
В конце концов Уго признался, что все реже думает о Дольсе, а Рехина, к его удивлению, ответила: «Это была великая женщина. Не забывай ее никогда».
Уго спустился по Рамбле к морю, все еще стараясь успокоиться. Он только что блудодействовал с замужней еврейской женщиной. Закон не наказывал строго за совокупление с замужней: женщине грозили только суд Господень и опасность на всю жизнь быть замурованной; муж не имел права убить жену, но всем было известно о помилованиях, которые король даровал мужьям, убившим неверных жен. Что вовсе никак не наказывалось, так это связь с еврейскими женщинами; но если случалось наоборот, если еврея уличали в связи с христианкой, обоих приговаривали к костру без права на помилование. Именно это различие когда-то возмущало Дольсу: отношения христианина и еврейки не составляли преступления, это была еще одна форма унижения еврейских женщин. Вот о чем раздумывал Уго по дороге на верфи. Ну уж Рехину униженной никто не назовет! – с улыбочкой подытожил прелюбодей.
Уго вышел на берег. Неспокойное море принесло воспоминания об отце… и о матушке… и об Арсенде. Все-таки нужно выбрать день, чтобы повидать отца Пау. Такой день, когда появится возможность заплатить священнику, – решил он с тяжелым вздохом. Уго поискал на берегу знакомых: чтобы отправить письмо, нужен надежный человек.
– Тот валенсиец? – отозвался на его вопрос лодочник. – Ну, слушай, ты появился не вовремя. Он только вчера ушел в море.
– А когда вернется?
Парень и сам понял, насколько нелепо прозвучал его вопрос, – даже прежде, чем лодочник пожал плечами.
– В ноябре или в декабре, наверное, – он ведь вдоль берега ходит.
На песке стояло несколько лодок. Ни одну из них Уго не знал. Как же ему доставить письмо в порт Грау? Уго боялся даже тогда, когда передавал свое сообщение капитану-валенсийцу. В руках у морехода побывало уже три таких письма, и было бы даже неудивительно, если одно из посланий он все-таки распечатал. Переборов свои страхи, Уго решил попытать счастья. Ни одна из фелюг в Валенсию заходить не собиралась. Одна пойдет на Тортосу, остальные – на север.
– Далеко ли от Тортосы до Валенсии?
– Лиг двадцать пять будет.
– А какое-нибудь судно пойдет из Тортосы в Валенсию?
– Трудно сказать, – ответил капитан той самой фелюги. – Обычно-то корабли ходят, но, если учесть, что у нас война с французом, торговля сейчас на спаде: не хватает гребцов, моряков, да и грузов тоже маловато. Купцы предпочитают не рисковать, – добавил капитан. С последним Уго готов был поспорить: он знал одного коммерсанта, подготовившего к отправке очень серьезный груз. – Говорят, этот де Фуа вывел войска из Каталонии в Арагон, чтобы осадить город Барбастро. Но арагонцы не сдаются, а граф Уржельский поспешает за де Фуа вместе с каталонской конницей: если дела пойдут хорошо, мы вскоре начнем работать в прежнем ритме.
Уго даже не подумал о такой непредвиденной нехватке времени. Письмо должно как можно скорее попасть в Валенсию. Ему пришла в голову мысль самому отправиться в Тортосу, а там подыскать какое-нибудь решение. Если в Тортосе не окажется подходящего корабля, оставшиеся двадцать пять лиг он смог бы пройти и пешком… Но что делать с виноградниками? Землю ведь не бросишь просто так, без попечения.
– О чем задумался, сынок?
Уго вздохнул.
– Мне нужно доставить срочное письмо в Валенсию, – рискнул он. – У меня виноторговля…
– За чем же дело стало? Отправь письмо почтой.