Уго старался не смотреть, но ничего не мог с собой поделать. На ложе, раскинувшись, лежала королева – юная и прелестная, одетая в белую льняную рубашку, прикрывавшую ее тело до самых щиколоток. Парень был заворожен не столько красотой Маргариды, сколько ее позой, в которой покорность сочеталась с достоинством. Уго едва удержался от изумленного возгласа, когда увидел в изголовье кровати Рехину с Мерсе. Нос Рехины возмущенно раздувался, ведь супруг вторгся на ее территорию; а дочка, скрестившая руки на груди, незаметно помахала отцу четырьмя пальцами в знак сердечного приветствия. Девушка не смогла удержаться от легкой полуулыбки, а вот Рехина стояла бездвижно, как каменная статуя.
Виночерпий подозвал Уго – тот подошел ближе. Он не узнавал короля до тех пор, пока не узрел его величество совсем рядом. Поднос подрагивал в его руках, когда Гильем де Монткада наполнял бокал для монарха. Уго, так же как и при виде королевы, старался не отводить взгляда от кубков и вина и не пялиться на жирные телеса его величества, прикрытые обыкновенной ночной рубашкой; на голове у Мартина была старая шерстяная шапочка ручной вязки.
Король отпил вина и прищелкнул языком. Затем поднял кубок в сторону Уго, как было и в день закладки госпиталя Санта-Крус. А потом неуклюжей походкой грузного босого мужчины прошествовал к изножью кровати. Уго остался стоять в центре комнаты рядом с виночерпием – между королем, который приближался к ложу, и группой придворных у противоположной стены. Парень загораживал вельможам обзор. «Сюда», – окликнул виночерпий.
Монткада подвел Уго к углу спальни, где обычно горел факел. Но вместо факела сквозь вмурованное в стену железное кольцо была продета прочная конопляная веревка, похожая на корабельный канат. Уго взглядом проследил за веревкой – она была перекинута через шкив в потолке над королевским ложем, а потом спускалась вниз, к чему-то вроде конской сбруи.
– Отвяжи ее, – велел Монткада.
Приспособа, напоминающая широкий кожаный пояс, спустилась с потолка, зависнув на уровне его величества. Мужчина в черном перепоясал короля и как можно туже стянул обширное монаршее брюхо. Уго не верил своим глазам; в руках его болталась провисшая веревка. Он посмотрел на свою дочь и на Рехину: женщины застыли в безмолвном ожидании.
– Давай! – вывел его из ступора виночерпий. – Будем поднимать его величество.
За веревку ухватились еще двое вельмож, оба тихонько посмеивались. В их дыхании Уго ощутил крепкий запах вина, ежевики и
– Доктор скажет, что нужно делать, – предупредил всех троих Гильем де Монткада.
Уго взглянул на человека в черном и при этом заметил, что Рехина и Мерсе приблизились к королю. Мерсе остановилась, держа в руке пузырек; Рехина опустилась перед Мартином на колени – и в этот момент врач приподнял подол королевской ночной рубашки, выставив на всеобщее обозрение член его величества. Рехина принялась растирать пенис Мартина.
– Чем его смазывают? – послышался шепот придворного по имени Педро.
– Кажется… – Второму придворному, такому же грузному, как и сам король, каждое слово давалось с трудом. – Кажется, жиром… черепашьим жиром.
– Какая мерзость!
– Тише! – цыкнул на них виночерпий.
– Нас не слышно, – заметил Педро.
– А вдруг…
– Зато… в прошлый раз… его смазывали пастой из муравьев, – не внял замечанию Бернардо, самый пьяный из всех.
Толстяк сдавленно хихикнул.
– Замолчи!
– Из тех муравьев, что с большими крыльями, – быстро добавил толстяк, а потом снова захихикал украдкой.
– Ну а поскольку король не взлетел, теперь поднимать его приходится нам, – продолжил шутку Педро.
На сей раз даже Монткада с трудом подавил смешок. Уго не знал, что ему делать: он оказался среди четверых мужчин, державших в руках одну веревку, на манер звонарей. Парень посмотрел на Мартина. Того благословлял королевский исповедник.
– Тяните помаленьку! Давай!
Приказ королевского врача прозвучал громко, но все же не так, как стон, слетевший с губ его величества, когда четверо мужчин с помощью веревки и пояса подняли его на воздух.
Уго и трое его сотоварищей, перепугавшись, что могут повредить монаршей персоне, перестали тянуть и оставили короля болтаться далеко от намеченной цели.
– Еще! – прикрикнул врач.
Король был тяжел. Лицо Бернардо исказилось от напряжения, толстяк выпустил веревку из рук. Монарх соскользнул ниже.
– Еще! Еще! Еще! – рычал Гильем де Монткада.
В тот момент, когда Мартин завис в нескольких пядях над Маргаридой, врач подал сигнал остановиться:
– Держите!
Уго, Гильем и Педро стояли, выдерживая немалый вес. Бернардо смотрел то на одного, то на другого налитыми кровью глазами, по лицу блуждала дурацкая улыбочка. Женщины во главе со старой Маргаритой размещали королеву на том участке ложа, куда должен был опуститься король, а тот висел на веревке и старался не махать руками.
– А если порвется? – вопросил Бернардо.
Он протягивал руки к держащим веревку, на лице появилась гримаса – то ли ужас, то ли насмешка.
– Раздавит ее, – хохотнул Педро.