Взгляд, который Уго, проследовав за новобрачными, бросил на мавританку, не имел ничего общего с теплым, полным благодарности взором Мерсе. На Барче было черное одеяние, призванное придать ей солидности; на пышной груди болтался серебряный крест. Уго узнал этот крест – когда-то он принадлежал Жауме. Низко надвинутая черная шляпа должна была скрыть черты лица и цвет кожи. «Иди домой!» – хотел сказать Уго, проходя мимо Барчи. Но, опасаясь, что ее обнаружат, даже не поглядел на мавританку. Слова не были произнесены, но Барча могла обо всем догадаться, увидев на его лице мучительную тревогу. Мавританка была воистину неуправляема. Она дошла с Уго и Катериной до площади Санта-Мариа, чтобы увидеть, как ее девочка едет к церкви верхом на коне. Там они расстались, и Барча, должно быть, побежала на Госпитальную улицу, чтобы перевоплотиться в благочестивую христианку. Разумеется, она никому не сообщила о своих намерениях. Уго тяжело вздохнул и продолжил свой путь к выходу на площадь Санта-Мариа, не переставая думать о мавританке, находившейся сейчас здесь, в гуще народа, среди сотен священников, солдат и чиновников, каждый из которых мог узнать ее, арестовать, посадить в тюрьму… или передать в руки инквизиции. Ведь она была мавританкой! В каком преступлении обвинят мусульманку, которая притворилась христианкой в католическом храме? Ересь, профанация, богохульство. «Все обойдется», – повторял про себя Уго. Однако россыпь возможных обвинений, грозящих костром или виселицей, затуманила его разум до такой степени, что он едва не пропустил Катерину, шедшую за рядами солдат, которые охраняли процессию. Уго осмелился лишь мотнуть подбородком, показывая назад. Катерина даже не моргнула. Уго не сразу заметил, что лицо ее гораздо бледнее обычного. Он замедлил шаг, затем остановился, из-за чего гости, идущие позади, сбились в кучу. Кто-то бесцеремонно его толкнул. Через пару шагов он выскользнул из ряда знатных гостей и прошмыгнул между солдатами; расталкивая зевак локтями, Уго протиснулся к Катерине. Ему достаточно было лишь проследить за ее взглядом, дальнейших вопросов не требовалось: около главного алтаря и освещенной тысячей свечей Девы у Моря Рехина гневно жестикулировала перед парой священников и показывала на Барчу вытянутой рукой, такой напряженной, словно еврейка сама хотела дотянуться до мавританки, зажатой между толпой зевак и солдатами.
Уго почувствовал, что Катерина, схватившись за его плечо, скользит вниз. Он подхватил женщину раньше, чем она коснулась пола, потом легонько встряхнул, чтобы кровь вновь прилила к лицу.
– Ты хочешь испортить свадьбу своей дочери? – закричал Герао.
Уго хотел было ответить, но не успел винодел открыть рот, как Герао уже принялся отдавать приказы рабам, слугам, музыкантам и официантам. Они находились во дворе особняка Берната на улице Маркет, где, казалось, в одночасье собрались всевозможные беды, которые могли помешать грандиозному пиршеству, приготовленному на верхнем этаже.
– Герао… Герао!
Мажордом яростно сбросил с плеча руку винодела и продолжил отдавать распоряжения. Тем не менее вскоре он снова повернулся к Уго.
– Я боюсь даже представить, – сказал Герао, – что могло бы случиться, если бы адмирал узнал, что сегодня его жену потревожила старая вольноотпущенница, да еще и мусульманка!
– Она моя дочь.
– Она теперь жена адмирала, а не твоя дочь.
– Чьей бы женой ни была Мерсе, она любит эту старуху.
– Но она же мавританка, Уго! Вольноотпущенница, которая, по твоим же словам, даже не удосужилась принять христианство. Мавританка, позволившая себе оскорбить Деву у Моря, войдя в Ее храм с крестом на груди. Или я не прав?
Уго кивнул, вспомнив, как священники, науськанные Рехиной, сквозь толпу побежали к Барче. Солдаты задержали ее, ведь она стояла рядом, им нужно было только развернуться, чтобы выполнить приказ.
– Да, но…
Уго осекся. Герао снова погрузился в дела торжества. Его окружило несколько человек, один из них докладывал о вине. «А ведь я даже вино сюда не поставил», – вздохнул Уго.
Таща за собой Катерину, Уго последовал за священниками и солдатами, которые выталкивали мавританку прочь. Среди них была и Рехина; Барча оскорбляла ее по-каталански… и по-арабски, пока они не вошли в епископский дворец. Уго и Катерину внутрь не пустили – и они остались стоять под дверьми вместе с толпой любопытствующих.
– Я хочу тебя кое о чем предупредить, – освободившись, сказал Герао. Выражение его лица было очень серьезным. – Если адмирал узнает, что мусульманка осквернила церковь Святой Марии у Моря, то лучше держаться от него подальше.
– Барча не оскверняла храм… – не согласился Уго.