Свадьбу пятидесятилетний адмирал и юная Марта сыграли ранней весной 1419 года в церкви Святой Марии у Моря. Если свадьба с Мерсе была блестящей, то обряд, соединивший адмирала с Мартой Десторрент, получился торжественным и пышным. Среди гостей был сам король Альфонс со своей женой. И пока молодожены, царственная чета и многочисленные гости пировали в Большом дворце, поскольку дворец на улице Маркет не смог бы их всех вместить, горожане у моря чествовали невесту, жениха и монархов. Были трубадуры, шуты, канатоходцы, музыканты – и дармовое вино всю ночь. Все скопились подле Святой Марии у Моря, на берегу, где пили и плясали, и остальная часть города казалась почти безлюдной: лавки и мастерские закрылись, лишь кое-где отчаявшиеся торговцы безуспешно зазывали покупателей.
Одной из тех, кто не пошел на торжества в честь свадьбы, была Катерина. Она снова стояла, неотрывно глядя на главный фасад церкви Пресвятой Троицы. Все ее внимание было приковано к келье, где Рехина пребывала в затворе уже почти девять месяцев.
Уго сидел в таверне. Узнав о свадьбе Берната, он орал, проклиная бывшего друга и желая тому мучительной смерти и адских мук. Катерина и Педро улыбнулись при виде такой реакции: гнев сменил апатию, владевшую виноделом в последние месяцы, а значит, тот пошел на поправку. Порой он даже спускался в погреб, чтобы поработать над винами, хотя иногда ничего там не делал. «Он, по крайней мере, спускается», – пытался утешить Катерину Педро, после того как Уго провел в погребе несколько часов, просто сидя на одной из бочек.
О Рехине они не говорили, и Катерина не хотела даже ее упоминать. Винодел уже казался не таким угнетенным, а известие о том, что Рехина замурована здесь, в двух шагах, могло снова его расстроить. Кроме того, русская была уверена, что от злобной фурии, заточенной в четырех стенах, все равно не добьешься никакой информации. О Мерсе тоже не говорили – Уго как будто смирился с мыслью о ее смерти. С момента исчезновения прошло уже два года – и вряд ли она могла выдержать столько времени в сумрачных застенках в Гаррафе или где-нибудь еще: так думал Уго в моменты, когда ее оплакивал.
Но на протяжении всех этих долгих месяцев Катерина отказывалась верить, что Мерсе умерла. Ей были известны многие тяготы жизни – и она знала, что человек способен перенести даже то, что считается непереносимым. Побои, изнасилования, унижения… И все-таки жизнь восстает, инстинктивно цепляется за малейший лучик надежды. Не верила Катерина и в то, что Мерсе убили. Похитители считали ее дочерью Сатаны – а никому не хочется злить такое могущественное и коварное существо, истребляя его потомство.
Катерина мечтала об освобождении Мерсе – от этого зависело счастье Уго и ее собственное счастье. Если Мерсе все-таки не найдут, то Уго, конечно, сумеет это пережить, но какой ценой… Он не заслуживал таких страданий, да и она тоже.
С того момента, как Рехина затворилась в Пресвятой Троице, Катерина подговаривала отца Жоана выведать, где заключена Мерсе.
– Только осторожнее, святой отец, – увещевала русская. – Она настолько же умна, насколько и коварна. Если Рехина поймет, что вы пытаетесь узнать, где находится Мерсе, она может и язык себе откусить.
Но священнику ничего выведать не удалось.
– Быть может, со временем она раскается и тогда… – пытался утешить Катерину отец Жоан.
– Это Рехина-то раскается? – скептически заметила та.
Нет, она никогда не раскается, думала русская. Если Мерсе и жива, она будет томиться в заключении до самой смерти. Катерина мучительно старалась придумать, как развязать еврейке язык. То ли дело в таверне: пара чаш с вином – и люди всю душу вывернут, а вот в келье… И вдруг, заметив, как женщина передает Рехине воду через окошко, Катерина придумала хитрость.
– Будь смиренным и благочестивым, – наставляла она Педро, – молись, молись и еще раз молись. Пусть она услышит, как усердно ты молишься. Пусть никогда в тебе не усомнится.
Сначала на подоконник поставили плошку с вином. Прошло больше суток, прежде чем Рехина ее обнаружила, а потом поставила обратно, пустую. Так, плошка за плошкой, прошел месяц – и все это время Катерина наблюдала за пристройкой, цвет которой уже начал сливаться со стенами старого храма. Она убегала из таверны, где было отчаянно мало работы, и часами стояла перед церковью, воздвигнутой новообращенными евреями. Вино щедро разбавлялось огненной водой. «Кто ты?» – спросила однажды Рехина. Педро заволновался и поглядел в сторону Катерины. Она жестами показала парню: скажи, мол, то, о чем они давно договаривались: его зовут Педро, у его отца таверна рядом с Малым дворцом, ближе к берегу, и его мать, прикованная к постели, попросила принести затворнице их лучшего вина во славу ее самоотречения. Молитвы бегинки облегчают страдания матери, добавил Педро. «Вы просите больше вина? Конечно. Матушка будет счастлива. Прошу вас, помолитесь за нее, сеньора».