Наследники земли

Спал он рядом с мулом, на соломенном тюфяке. Прошло несколько месяцев – он работал на виноградниках и собирал всевозможные сведения о бароне де Сабанель, его солдатах, его замке и прежде всего о застенках и заточенных там узниках. Ничего сложного – он уже занимался подобным, когда шпионил на Берната. Он ходил по крестьянским хозяйствам под разными предлогами – одолжить инструмент, заточить другой – и расспрашивал местных обо всем необходимом.

Все знали, кто такая Аделаида. Большинству было известно про ее шашни с офицером из замка – и рано или поздно все говорили Уго о легкомыслии вдовы. Одни, узнав, что он теперь на эту вдову работает, притворялись возмущенными, другие же нахально улыбались или заговорщицки подмигивали Уго.

– Берегись офицера, – посоветовал молодой крестьянин: судя по категоричности совета, он на своей шкуре испытал грубый нрав этого солдафона.

– Ему не понравится, что ты спишь под одной крышей с его любовницей, – заметил другой крестьянин.

Уго не стал уточнять, что именно офицер и предложил ему отправиться к Аделаиде.

– Он такой грозный? – притворно испугался Уго.

– А то! Этот ублюдок сажал нас в тюрьму и за меньшее.

Барон ни разу не наведывался в свой замок – у него были и другие земли, на севере Каталонии. Там-то он постоянно и жил. Кастелян Сабанеля, некий Римбао, был его наместником. Потом – офицер и солдаты, все донельзя спесивые, и, раз уж разжиться тут было нечем, они утешались тем, что пьянствовали и волочились за местными женщинами, вдовами или замужними. Портить девок не смели – из страха перед бароном: родители потерпевшей могли донести и потребовать наказания. Впрочем, крестьяне рассказывали, что и на девушек порой нападали.

– А вас когда-нибудь арестовывали? – допытывался Уго. – Вам известны застенки? Вы в подземельях бывали?

– Многовато вопросов задаешь, – засомневался кто-то.

– Так страшно же, вот и спрашиваю. А женщин тоже хватают? – спросил он у другого, менее бдительного крестьянина. – Да? Должно быть, им тяжелее… Я спрашиваю из-за солдат и того офицера… Конечно, об этом я и говорю.

Наступил май – Уго окапывал лозы с помощью Аделаиды и при бестолковом содействии ее детей. Он и сам работал небрежно, совсем не так, как в прошлые годы на своих виноградниках, – все его мысли занимала Мерсе. Да. В подземельях Сабанеля кто-то был. Он понял это из слов одной крестьянки, которая около месяца сидела в тюрьме за то, что привозила вино с других земель и продавала, выдавая за местное. Она слышала, что тюремщик постоянно куда-то уходит по коридору, дальше камеры, где содержались заключенные. Вскоре возвращался, будто бы навещал кого-то еще, в другой камере. В день освобождения ей удалось разглядеть, что коридор, по которому ходит тюремщик, не имеет выхода, поэтому казалось логичным, что в конце коридора есть еще одна камера. Больше женщина ничего не знала.

– Да все из-за спора, – заявил Уго, когда собеседница удивилась такому интересу с его стороны. – Я ставлю на то, что в этом большущем замке должно быть несколько камер, а мой кореш говорит, что всего одна.

– Так вот в чем дело! – успокоилась крестьянка. – Ну, тогда тебе прямая дорога к Франсеску.

Муж, внимательно слушавший жену, согласился.

– А кто такой этот Франсеск? – как бы невзначай спросил Уго.

– Местный пьянчуга. Обитает в Сабанеле… Когда в тюрьме не сидит. Слишком часто он дерется. Жоан! – сказала крестьянка мужу. – Жоан, ты не знаешь, у Франсеска вообще есть дом? – (Муж пожал плечами.) – Ну ладно, это не важно. Когда я была в заключении, его даже в камеру не посадили. Он просто там шатается, пока не придет в себя, а потом тюремщик заставляет его подмести пол и убрать дерьмо – да и отпускает с миром.

Как Франсеск ухитрялся напиваться в Сабанеле, так и осталось для Уго загадкой. Среди горстки глинобитных хижин, составлявших это селение, не было ни таверны, ни лавки. Казармы теснились у подножия замка вокруг маленькой темной часовни с толстыми стенами, единственным нефом и цилиндрическим сводом; ее освятили в честь святого Варфоломея. Церковь была такой же нищей, как и ее прихожане. Уго выяснил, почему Аделаида и вообще все жители ближайших деревень, принадлежащих барону, должны были платить кредиторам. Сабанель обанкротился. В подобной ситуации оказались многие земли Каталонии. Их феодалы, графы и бароны, влезали в большие долги, чтобы поддерживать свой роскошный образ жизни и выполнять все более дорогостоящие военные обязательства. Чтобы покрыть эти расходы, дворяне продавали договор выплат с ренты знатным горожанам, чаще всего – барселонцам. Те им выплачивали большие суммы, а они обязались ежегодно платить налог, соответствующий процентам. Если рента была бессрочной, то процент был низким, а если ею пользовалось одно или два поколения (так называемая пожизненная рента), то проценты устанавливались по двойной ставке.