Наследники земли

Обросший густой каштановой бородой, но без единого волоска на голове, кроме двух прядей, закрывавших уши, адвокат Жоан Борра, не поднимаясь из-за стола, смерил взглядом Уго и Катерину, стоявших перед ним.

– Вся Барселона только и говорит о том, что исчез сын адмирала и твоя дочь задержана, – сказал адвокат. – Весть уже разлетелась повсюду. У твоей дочери мало шансов выиграть суд. Она пыталась украсть ребенка у графини…

– Это неправда.

– Все видели, как она, словно одержимая, вцепилась в ребенка и не отпускала его даже под страхом смерти, – закричал адвокат. – Вся Барселона! Епископ, адмирал… да и я сам! Я был там. – (Уго вздохнул, на глаза Катерины навернулись слезы.) – Эта женщина во всеуслышание кричала, что вернет своего сына. И, насколько я понимаю, не в первый раз. – Борра немного помолчал. – Это ведь сделала она, не так ли?

Катерина незаметно пнула винодела: «Не признавайся!»

– Она была с нами всю ночь, – заявил Уго. – Нет, это не Мерсе.

– Значит, – протянул адвокат, – вы утверждаете, что это была графиня?

– А кому еще это выгодно?

– Во всей Каталонии вы не найдете суда, который обвинит графиню де Наварклес. Это очень непростое дело, Уго. Я не хочу вселять в вас ложные надежды.

– И что будет дальше?

– Сегодня графиня самолично перед викарием обвинила твою дочь в похищении и возможном убийстве Арнау Эстаньола, старшего сына адмирала каталонского флота. Следовательно, викарием был назначен судья-асессор – им стал один из юристов, зарегистрированных в Книге приора. Начиная с этого момента прокурор вправе предъявить обвинение – на это у него есть двадцать пять дней, поскольку обвиняемая уже находится под стражей. У твоей дочери возьмут показания, и, если она не признается… прокурор, без сомнений, попросит судью применить пытку – и ее будут пытать до тех пор, пока она не сознается. И я совсем не удивлюсь, если, учитывая все обстоятельства, судья даст согласие. На его месте я бы поступил именно так.

Уго едва сумел побороть головокружение, чтобы подхватить побелевшую Катерину.

– Вас тоже вызовут на допрос. И должен предупредить, что пытки применяются и по отношению к тем свидетелям, правдивость показаний которых вызывает сомнения, – продолжил адвокат. – Так что будьте готовы и к такому развитию событий.

– Так вы сможете защищать мою дочь или нет? – спросил Уго, испугавшись не столько предупреждения адвоката, сколько того, что он сам не захочет подтверждать клятву о клевете, как случилось, когда Эулалия забрала у него виноградники.

– Ситуация паршивая, – сказал Жоан Борра, – но вы не найдете никого, кто справится с этим лучше меня, – хвастливо заявил он под конец.

– Настоятельница сделала вид, будто раздумывает, будто ей трудно решиться, заявила, что это доставит им неудобства и что правила запрещают… – рассказывал Симон, вернувшись из приората. – Но в ее глазах стояли слезы, а руки так и тянулись погладить малыша. В конце концов она согласилась.

– А как Арнау? – спросила Катерина.

– Он был еще сонным, но выглядел получше… даже после дальней дороги. Его накормили – он ел без особой охоты, но хотя бы ел! Потом он немного удивился, когда увидел вокруг себя женщин в облачении, но они – и особенно молодые – взяли на себя заботу о мальчике. Он выглядел довольным. Спрашивал о графине… да, он так и сказал: «графиня» – и даже улыбнулся, когда понял, что ее тут нет.

Катерина взглядом умоляла рассказать об Арнау еще немножко. Симон улыбнулся и продолжил:

– Все будет хорошо, не переживайте. Действие зелья, которым его, видимо, поили, заканчивается. Мальчик, которого я оставил в монастыре, сильно отличался от того, которого я вез в корзине.

– А настоятельница… она передала тебе какое-нибудь письмо для Мерсе?

– Нет. Сказала только передать, что она позаботится об Арнау, как ее и просили. Кстати, а где Мерсе?

Уго рассказал о случившемся. Вольноотпущенник помрачнел.

– Мы все знали, что это опасно, – пробормотал Симон.

Кажется, лишь теперь Уго начал понимать, насколько опасное решение они приняли из любви к мальчику, не просчитав все риски. Похищение ребенка каралось смертной казнью, а викарий не поверил в их оправдания. Что будет, если кто-нибудь из них признается под пытками? А если заговорит кто-нибудь из солдат? Катерина была соучастницей. И Лусия, и Симон. И Педро. От Берната, равно как и от викария с судьей, пощады ждать не приходилось. Сердце Уго сжималось от одной мысли, что из-за его необдуманного решения может пострадать столько ни в чем не повинных людей.

– Настоятельница больше ничего тебе не сказала?

Уго возобновил разговор, чтобы избавиться от тягостных раздумий.

– Нет. Ну, говорила, что обычно монашки говорят: чтобы твоя дочь молилась Святой Деве, и всякое такое.

– Что значит «всякое такое»? – напрягся Уго.

Симон раздраженно мотнул головой.

– Ну… – Он задумался. – Дескать, пусть твоя дочь будет уверена, что аббатиса молится вместе с ней, – вспомнил Симон. Лицо Уго просветлело. – Это так важно? – спросил погонщик мулов.