Шмарин подсел к мужикам, что покуривали возле конторы, угостил столичными сигаретами, навел разговор на Синицына. Посмеялись над ним работяги. Рассказали про его печаль-кручину, что водку родимую больше на дух не переносит, только вот радости от этого никакой, а напротив — одна досада. Еще рассказали, что ищет способа от кодирования проклятого противоядие найти, да так пока и не нашел…
Шмарин смотрел на Бориса и думал, с какого боку к нему подобраться. Вот если бы великан неподвижный был… И тут вспомнился рецептик один лагерный, как в водку транквилизаторы подмешать. Конечно, там он этого никогда не пробовал, но как только вышел, разок прикололся. Свалился замертво после первой же бутылки, но кайфа не то чтобы особенного, вообще никакого не почувствовал. Однако то, что ноги отнимаются и даже встать сил нет, — запомнил. И вот теперь прекрасный случай представляется испытать.
Времени до самолета у него было предостаточно, но откладывать дело в долгий ящик не хотелось. Рабочий день в кооперативе заканчивался в половине шестого. Глеб наведался в аптеку и полдня занимался растворением таблеток, которые вовсе не желали растворяться. То ли слишком много он их туда ухнул — две с половиной пачки для верности, — то ли еще что было не так, но провозился он долго. Водку перелил в другую бутылку, чтобы мутный осадок не бросался в глаза. Купил вторую бутылку для себя, вылил и налил вместо водки воды. Запах остался, цвет такой же, но пить можно было, не боясь последствий. Он не надеялся, что Синицына свалит его зелье, но ожидал, что великан впадет в прострацию, потеряет координацию и тут он его и добьет…
В пять он снова прогуливался неподалеку от кооператива, стараясь не попасться на глаза мужикам, с которыми курил поутру. Борис вынырнул из здания ровно без двадцати шесть. Глеб прошел за ним следом квартала два и почти у самой остановки попросил прикурить…
22 декабря 2000 года. Москва
Татьяна Михайловна хорошо знала Павла Антоновича Синицына — степенный, серьезный мужчина и весьма состоятельный, нужно признать. Такие клиенты попадались ей нечасто. По роду своей работы знала она людей и более состоятельных, но те были молоды, занимали соответствующие посты, были знамениты. А этот… Откуда взялся и кто таков — неизвестно. Видно, эти деньги — все, что он успел заработать на заре перестройки, когда масштабы были иные, а теперь вышел в тираж и живет себе припеваючи. За последний год снял около миллиона долларов, а до того прикасался к капиталу мало. Хотя это тоже неизвестно, потому как раньше Синицын деньги держал за границей.
Когда он пришел к ней впервые, наплел что-то про наследство, оставшееся от французского дядюшки, но Татьяна Михайловна, разумеется, не поверила. Однако и задумываться не стала — что и откуда. Ее работа этого не предполагала, а она была настоящим профессионалом. Если клиент несет тебе такие деньги, грех отпугивать его вопросами…
Когда Синицын позвонил ей и сказал, что женился, Татьяна Михайловна, разумеется, поздравила его, как положено — бодро и с восторгом, но сама чуть не рассмеялась, представив беззубую старушку, которую он решился осчастливить. Синицын поделился с ней своими мыслями относительно завещания, и тут уж Татьяне Михайловне пришлось закрывать рот рукой, — смех рвался наружу. Но теперь, глядя на его жену, она понимала, как недооценивала старика.
Женщина показалась ей глупой и вульгарной, но Татьяна Михайловна одернула себя: не стоит и ее недооценивать. Поди попробуй выйти замуж и оторвать миллионы в приданое. Такое по плечу лишь отъявленным авантюристкам.
— Здравствуйте, Анна. — Бухгалтер протянула Галине руку, едва взглянув в паспорт на фотографию и досконально рассмотрев штамп о регистрации брака.
Галина протянула руку, улыбнулась и кивнула.
— Павел Антонович говорил, что вы должны прийти со своей родственницей. Где же она?
— Я… — Галина не предвидела такого начала. — Я взрослый человек, — проговорила она наконец с глупым вызовом, — и могу все сделать сама.
Татьяна Михайловна прекрасно помнила, что Павел Антонович не велел пускать свою жену на порог одну и говорил, что она обязательно приедет с некой Светловой Галиной Ивановной.
— А где же ваша…
— Она зашла в парикмахерскую напротив, — нашлась Галина. — Ей тоже недосуг выполнять все прихоти Павлика, — взвизгнула она.
Татьяна Михайловна колебалась недолго. В конце концов, Павел Антонович тяжело и неизлечимо болен, дни его сочтены, а его наследница, если что ей здесь не понравится, может перевести свои денежки куда-нибудь в другое место. «Нет, — подумала Татьяна Михайловна, — дружить будем с молодыми…»
— Начнем? — спросила она почтительно.
— Пожалуйста.
Татьяна Михайловна подвинула к Галине кипу бумаг и объяснила, где и что писать. Галина взяла ручку и поняла, что писать не сможет, — руки тряслись, как после сильного похмелья.
— Боже мой! — Татьяна Михайловна все-таки заметила… — Да вы волнуетесь! Не нужно, все будет хорошо. Хотя я вас очень понимаю, — сказала она значительно.