Наследница

— Звонил Павел. И приказал не отдавать ее тебе. Велел, чтобы привезла лично я. И еще просьба — в кабинете молчи как рыба. Ни звука, ни писка. Эта женщина все время путает наши имена, меня звала Аней. Тебя может назвать Галиной Ивановной, но ты не обращай на нее внимания. Главное — документы ты подписала и карточку она тебе вручит. Поняла?

— Да, — кивнула Аня.

Татьяна Михайловна, вероятно, тоже решила не тратить лишних слов. Молча вручила карточку и, тепло распрощавшись с Галиной, Ане только кивнула.

После того как женщины вышли из кабинета, банкирша возвела глаза к потолку: ну и старичок! Вокруг молодые бабы вьются. А такой казался тихий и смирный. Да и возраст… Везет же некоторым! Да еще ладно бы симпатичные были, а то — вульгарные, глупые. Невероятно несправедливо устроена жизнь. Одни всю жизнь бьются за копейки, работают от зари до зари, а другим — все на блюдечке. И главное — за что?!

Она посмотрела в окно. Женщины садились в джип, который стоил чуть дороже ее новой квартиры. Татьяна Михайловна вздохнула и пожала плечами: несправедливо, но ничего не попишешь…

22 декабря 2000 года. Ашхабад

Сидя у железнодорожного полотна, Шмарин с грустью отметил, что электрички и поезда не ходят здесь через каждые десять-пятнадцать минут, как в Москве или Петербурге. Если Синицын вырубится, нельзя оставить его на рельсах. Пролежать он может долго, не ровен час кто-нибудь на него наткнется, оттащит, и тогда вся затея провалится.

Попивая воду из своей бутылки, Глеб травил анекдоты один за другим, чтобы у Бориса не возникло никаких подозрений. Взгляд у великана уже «поплыл», но тот изо всех старался сохранить остатки сознания. Бормотание его становилось малоразборчивым, а глаза закрывались сами собой. Он прислонился к дереву и пару раз даже всхрапнул, да так громко, что, испугавшись, снова открывал глаза и бессмысленно таращился на Шмарина.

Железнодорожное полотно просматривалось хорошо. Глеб заметил приближающийся поезд, когда тот был лишь черной точкой на горизонте. Поезд шел на хорошей скорости, и у Глеба отлегло от сердца — вряд ли успеет притормозить.

Синицын так и не уснул, открывал периодически глаза и пялился на Глеба. Но вряд ли мог пошевелиться или сказать хоть что-нибудь связное. Шмарин подхватил его под руки, поволок к рельсам. Уложил на рельсы, заглянул в глаза и удивился, — в них полыхал ужас. Неужто понимает, что происходит?

— Так-то друг, — весело сказал Глеб и быстро отошел подальше, рассчитывая, что, если вмешается провидение и машинист успеет притормозить, его не будет видно из укрытия.

Хотя это маловероятно. На такой-то скорости…

Поезд, стуча колесами, пронесся мимо. Глеб вышел из своего укрытия, посмотрел по сторонам. Место пустынное, ни души. Глеб подошел к насыпи и заглянул вниз, на рельсы. То, что он там увидел, заставило его сердце вновь полететь вскачь…

22 декабря 2000 года. Москва

Галина и Аня сели в машину и свернули на соседнюю улицу. Галина остановила машину, улыбнулась Ане искренне:

— Я рада, что все прошло так благополучно. Теперь мне нужно умыться — раз. И у меня есть еще одно небольшое дельце, ты не возражаешь, если мы немного покатаемся?

— Конечно, нет.

Галина вытащила из сумки крем и стерла лишнюю тушь с ресниц и темную помаду. Потом она достала карманный справочник, поискала адрес ближайшего филиала банка, в котором оформила документы, и поехала туда.

— Мне нужно заплатить за квартиру, — бросила она Ане. — Посиди в машине. Я мигом.

В банке она открыла счет, взяла пластиковую карточку, которая оказалась точной копией той, что ей выдали сегодня утром, внесла триста рублей и довольно быстро вернулась к скучающей Ане в машину.

— Теперь домой, — скомандовала Галина радостно. — Дело сделано.

23

8 января 2001 года. Санкт-Петербург

Ступив на трап самолета, Воронцов присвистнул. Зима за время его отсутствия успела свернуть свои декорации. Снега почти нигде не осталось, а с неба моросил мелкий холодный дождь. В воздухе пахло тоской. Сердце невольно сжималось, то ли от обмана, на который пустилась зима, то ли от нежданной разлуки.

Венера здорово помогла Воронцову. Несмотря на какие-то неполадки в компьютере, она все-таки сумела распечатать Николаю фотографию Глеба Шмарина, и он от души нагляделся на нее в самолете.

Человек, снятый в профиль и в фас на двух снимках, которые он старательно загораживал от любопытной соседки по полету, вызывал у него тревогу. Воронцов мысленно спрашивал себя: что или кто может остановить такого? И сам же себе отвечал: никто и ничто. Такой пойдет на все ради любого пустяка, который втемяшится ему в голову. А если речь идет о чем-то стоящем, то и подумать страшно, на что может решиться.