Воронцов взял железный лом и осторожно приблизился к противнику. Тот приложился головой основательно. По виску ползла струйка крови. Николай пощупал его пульс. Похоже, потерял сознание. Но вот надолго ли?
И тут, словно очнувшись, он снова услышал звук работающего двигателя. Выглянул из-за угла. Женщина, сидевшая за рулем, на все лады звала Лию. Воронцов, не раздумывая, побежал к ней.
— Аня, — начал он. — Где…
Женщина посмотрела на Николая, и он пошатнулся. Мысли завертелись в голове водоворотом. Это же…
— Галя, — прошептал он. — Так, значит…
И тут за домом послышались выстрелы — один, второй, третий. Воронцов метнулся на звук, но поскользнулся и ухнул лицом в огромный сугроб. Вскочил, побежал снова…
Глеб лежал в метре от того места, где Николай его оставил. Видно, очнулся и пополз. Но кто-то остановил его. На спине зияли две дыры от выстрелов. Третий, вероятно, пришелся в голову. Подходить ближе, чтобы убедиться, что Шмарин мертв, не имело смысла.
Хлопнула дверца отъезжающего автомобиля. Но Воронцов не стал догонять женщину. Он с тоской смотрел себе под ноги. На снегу чернел пистолет, и Николай мог поклясться, что это не просто пистолет. Это именно его пистолет. И это именно тот пистолет, из которого только что застрелили Шмарина. Здорово он вляпался!
— Руки вверх! — услышал он за спиной.
Воронцов обернулся. Позади него, расставив ноги, стоял старик в тулупе военного образца и целил ему в голову из винтовки. Впору было расхохотаться от странных совпадений сегодняшнего дня, и он бы непременно так и сделал, если бы хватило сил. Но чувствовал он себя не самым лучшим образом — все тело гудело, а голова слегка кружилась. А потому Воронцов лишь удивленно уставился на старика.
— Руки вверх, бандит! Не то ляжешь рядом со своим дружком! — предупредил старик, и Воронцов невысоко поднял руки, чтобы старый хрыч не успел пальнуть с испугу, прежде чем он ему хоть что-нибудь скажет.
— От пистолета пять шагов в сторону! — скомандовал дед.
Воронцов послушно отступил и спросил вежливо:
— Вы сторож?
— Разговоры разговаривать не будем, — ответил Игнат Тимофеевич сердито, воодушевившись послушанием, неожиданно проявленным бандитом.
Николай тоскливо посмотрел на деда. Дед стоял в тулупе и при валенках. А Николай — в легкой кожаной куртке, один рукав которой теперь держался на честном слове. Прикинув, что мороз градусов под десять, Воронцов для приличия выждал еще несколько минут и обратился к деду:
— Стоять долго будем? Чего ждем?
— Своих! — неопределенно махнул рукой дед в сторону леса. — Сейчас подоспеют и скрутят тебя по всем правилам.
— А ты, дед, за кого? — осторожно поинтересовался Воронцов.
— Я те дам — «дед»! Сопляк-самоучка! Я генерал-майор. Я дивизией танковой командовал под Курском. Так что дернешься — мокрого места от тебя не оставлю.
Воронцов постоял еще немного и, чувствуя, что еще минута и он совсем околеет, снова попробовал заговорить:
— Товарищ генерал, я ведь свой. Подполковник Комитета государственной безопасности в отставке. Воронцов Николай. Паспорт в правом кармане. Стоять сил нет. Упаду, околею, намучаетесь вы со мной.
Игнат Тимофеевич посмотрел на Воронцова недоверчиво, пошарил в кармане и вытащил фонарик.
— Руки покажь, — требовательно приказал он.
Николай пожал плечами, но все-таки вытянул руки вперед вверх ладонями.
— Не так, с тыльной стороны.
Николай снова послушался, и дед долго светил фонариком, изучая его запястья. Потом отчего-то потерял к Николаю всякий интерес, опустил винтовку и подошел к лежащему ничком Шмарину.
— Он, — дед вскинул на Воронцова лучистый взгляд, словно чему-то очень обрадовался. — Птица с крыльями враскоряку. Точно — он!
Воронцов плохо соображал от усталости и холода, но все-таки взглянул, куда на этот раз упал луч фонарика. Глеб лежал на животе, раскинув руки, и на тыльной стороне правой ладони у него красовалась татуировка: орел, расправивший крылья.
— Вы его знаете? — спросил Николай.
— А как же! — начал было Игнат Тимофеевич и осекся.
Снова было неудобно рассказывать. Но мужик, что стоял перед ним, был ему чем-то очень симпатичен.
Он набрал в легкие побольше воздуха и сознался:
— Во время взрыва, в Рождество.
— Расскажите, — попросил Николай. — Только давайте войдем в дом.
Они вошли в дом, осмотрелись, сели под лампой в гостиной. Игнат Тимофеевич в двух словах обрисовал тот злосчастный день. Сказал, что услышал шум и визг от сарая, который стоит рядом с соседским участком, а тут как раз бинокль на глаза попался. Ну он и воспользовался, чтобы разобраться получше, что к чему.
— А женщину вы не разглядели? — с надеждой спросил Николай. — Какая она была?
— Нет. Я их только по цвету волос различал. Одна была рыжая, а другая — пепельная, словно седая. А в тот день женщина его была в шапке, В пушистой такой. Поди — пойми, кто из них.
В этот момент гул над домом, который Воронцов поначалу списал на гудение в собственной голове, стал громче и отчетливее. Игнат Тимофеевич встрепенулся, выбежал на крыльцо, схватился за винтовку.