Наследница в алых шелках

Вопрос в том, надо ли позволить ему повториться.

По всему саду стояли столики. Из ваз и кашпо струилась цветущая весенняя зелень. Стены и беседки были увиты плющом. Она не могла представить себе более чудесного места для завтрака.

Кевин уже сидел за столиком, попивая кофе. Она замешкалась. Что обычно говорят после такой ночи?

Он заметил ее и встал, так что ей пришлось двинуться к нему, прежде чем она нашла ответ на свой вопрос. Он выглядел почти как обычно, вот только улыбка казалась теплее, чем раньше. А глаза… Она не могла не обратить внимания на сверкающее в них воспоминание об их близости.

Подошел официант, и Кевин сказал ему, что нужно принести. Чай ей подали почти сразу же вместе с корзинкой с булочками, хлебцами и маленькими пирожными.

– Думаю, надо поговорить о мсье Форестье, – начала она. – Ты обещал вернуться к этому утром.

– Сперва, я думаю, нужно поговорить о прошедшей ночи.

– Когда я вошла в сад, все гадала, что говорят после… ну, после этого.

– Думаю, обычно говорят спасибо.

– Да? Что ж, тогда спасибо.

Она подняла глаза от чашки и увидела, что он чуть не смеется.

– Это джентльмены обычно говорят спасибо, Розамунда. А не дамы.

– Ой.

– Так что спасибо. Это была прекрасная ночь. Несравненная.

Она откашлялась.

– Тебе тоже спасибо, хоть обычно так и не говорят. В конце концов, я едва ли оставила тебе выбор.

– Вполне понятно, что тебе нужно было отвлечься. Ты довольна?

– Я очень хорошо отвлеклась.

– Если снова понадобится, надеюсь, ты дашь мне знать.

Он просит еще об одной ночи. Возможно, не об одной.

– Обязательно. Сейчас, может быть, перейдем к мсье Форестье? Прошлой ночью я говорила совершенно серьезно о том, что предоставлю средства. Я партнер. Это такое же мое обязательство, как и твое, если на то пошло.

– Ты абсолютно уверена, на свежую голову, что по-прежнему хочешь это сделать? Когда ты это предложила ночью, ты была не в самом лучшем для этого положении.

– Боже, да ты льстишь себе, Кевин. Хочешь сказать, что я была не в себе?

Он подался вперед.

– Я лизал твою грудь.

– И мне это очень нравилось. Однако я не настолько поддалась наслаждению, что не могла думать. И вправду, узнать хоть какие-то факты о Форестье было мне необходимо, чтобы меня не отвлекало любопытство, пока меня отвлекало… кое-что другое.

Он откинулся на спинку стула.

– Если и дальше захочешь вкладываться, я возражать не стану. Как ты себе это представляешь?

– К концу недели нам нужно десять тысяч…

– Не нужно приносить ему десять тысяч. Главное подписать документы и заверить его, что оплата поступит быстро.

– Что? Ты хочешь сказать, что нам не надо нестись на первый почтовый корабль в Англию, набивать саквояж деньгами и спешить обратно в Париж? – Она хлопнула себя ладонью по лбу. – Какое счастье.

Он смерил ее настороженным взглядом.

– Я просто хотел убедиться, что ты все поняла.

Она почувствовала вину за свое ребячество.

– Это хорошо. В любом разе, мне кажется, что, когда мы вернемся в Лондон, мне следует внести семь тысяч, а тебе три. А в июне ты вернешь мне две тысячи, и мы останемся равными партнерами. – Она впилась зубами в пирожное. – Или, если захочешь, можешь оставить две тысячи себе, и мы будем немного неравными партнерами.

Ее окутал сладкий аромат. Она поглядела на пирожное и подумала, не добавили ли в него розовой воды. Если да, то это необычно, но довольно приятно. Лишь покончив с пирожным, она поняла, что Кевин молчит.

Она поймала его взгляд. Тот самый взгляд, Говорящий, что он не столько злится, сколько раздражен.

– Розамунда, – сказал он типичным тоном Кевина Реднора, – если ты думаешь, что я позволю тебе хоть на самую малую долю, пусть даже ненадолго, стать мажоритарным партнером в нашем предприятии, ты сильно ошибаешься.

– Будь по-твоему. А теперь можешь поехать и сказать мсье Форестье о нашем решении, а я отправлюсь по галереям Пале-Рояля набивать свой сундук.

– Возможно, он захочет тебя видеть. Он очень тобой увлекся.

– Увидит, когда я буду подписывать документы. Если откажется, то не увидит. – Она позволила официанту подлить ей чаю и выбрала похожую на свиток булочку. – Что ты имел в виду под словом «несравненная»?

– Как?

– Ты сказал, что ночь была несравненная.

– Это значит, что ее нельзя ни с чем сравнить.

– Я знаю, что означает слово «несравненная», Кевин.

– Конечно, знаешь. Я хотел сказать, что… – Казалось, он растерялся, что для Кевина было нехарактерно. – Полагаю, нет ничего плохого в том, чтобы признаться… я обычно не ночую рядом с любовницей.

Булочка оказалась истинным откровением. Слоистая и полная масла. Жаль, что таких не купишь в Лондоне.

– А что из этого было необычным? Провести ночь или с любовницей?

Тут он как будто вдруг очень заинтересовался другими гостями отеля, сидевшими в саду.

– И то, и другое.

– Наверное, это от того, что ты не очаровываешься женщинами. Должно быть, предпочитаешь дома свиданий. Они куда больше подходят для твоего внимательного изучения науки плотских наслаждений.

Он не ответил, что уже само по себе было ответом.