Наследство в глухой провинции

– Федя, но я и подумать не могла, какие точки соприкосновения могут быть у меня с каким-то бандитом. Я даже в транспорте зайцем никогда не ездила.

Он усмехнулся каким-то своим мыслям, а вслух спросил:

– А ты знала, что Александр Игнатович по специальности преподаватель литературы?

Если бы Федор сказал: мясник на бойне, я бы не столь удивилась, но такое! И я ещё хвасталась тем, что с логикой у меня всё в порядке. Самонадеянная балда! Всего-то и надо было напрячь извилины да припомнить кое-что из рассказов отца. Понятно, и тетя Липа, и Мишка, и её воздыхатель по имени Саша – все они учились вместе в институте…

«Очень положительный молодой человек», – как-то отозвался о нём папа. Знал бы он, в кого превратился скромный учитель литературы!.. Простите, но с чего я взяла, будто бандитами рождаются? Наверное, всё же становятся, и одна из причин, оказывается, неразделенная любовь!

– Если мне память не изменяет, ты говорил что-то про ранний подъём, – напомнила я.

– Побудку сыграю чуть свет! – притворно вздохнул он.

– Тогда сначала я в душ, потом ты, а затем быстро-быстро спать, ведь обычно в сказках утро вечера мудренее.

Заснул Фёдор чуть раньше меня. Конечно, выражение пойти спать в наших отношениях имело совсем другой смысл: мы всего лишь легли в постель со всеми вытекающими из этого последствиями.

Потом я некоторое время полежала без сна, размышляя: как, интересно, воспринял Фёдор мое столь быстрое «падение»? Не счел меня нимфоманкой, развращенной соблазнами большого города? Но самой же себе я и напомнила: тогда вряд ли он предложил бы мне руку и сердце.

Проснулись мы довольно легко, словно не четыре часа спали, а все восемь. А когда я заглянула к Лере в комнату, она, не дожидаясь, когда я стану её будить, сказала:

– Я уже не сплю. Просыпаюсь.

Фёдор в это время занимал ванную – брился, сказав мне:

– Если вас ждать, так небритым и поеду, уж лучше вы чуть позже до воды дорветесь.

И правда, я только вышла из Лериной комнаты да чайник поставила, как он уже появился свежевыбритый и благоухающий туалетной водой «Арамис».

– Чур, я следующая, – крикнула, на мгновение заглянув в кухню, Валерия.

– Кто не успел, тот опоздал, – развел руками Федор.

А я в это время делала горячие бутерброды, о чём Михайловские почему-то не имели и понятия. Понимая, что мне на туалет остается минимум времени, я тоже поторопилась, и вскоре мы сидели за столом, и я выслушивала восторженные похвалы в адрес моих кулинарных способностей.

И почти тут же зазвонил телефон.

– Через две минуты выходим, – сказал в трубку Федор, и мы заметались, хотя вроде накануне всё для поездки приготовили.

У подъезда нас поджидали, как я поняла, товарищи по работе Михайловского на «ауди» и «тойоте».

– Не хило у вас менты живут, – пробормотала я, но Фёдор услышал.

– Да уж не на зарплату эти тачки приобретены, – хмыкнул он. – «Ауди» Ларионову по наследству досталась – брат помер от цирроза печени, а на «тойоту» жена Соловьева кредит в банке взяла – она там начальник отдела.

– А по лотерейному билету никто из них не выиграл? – как бы между прочим поинтересовалась я.

Фёдор удивленно покосился на меня. В самом деле, чего это я раздражаюсь? Не верю в совпадения, так это мое личное дело. Михайловскому машину подарили, один его коллега получил наследство, другому ее купила жена – и получается сплошь крутые тачки у тех слоев населения, что по статистике живут чуть ли не у черты бедности.

А между тем… разве не стойкий стереотип сложился у нас при словах «работник полиции»? Принято также делить их строго на белых и черных. Белые – те, у кого ничего нет, как и у прочего ниже среднего класса, черные – те, которые свои блага добывают нечестным путем.

Причем чиновникам любого ранга не зазорно жить богато. Считается чуть ли не хорошим тоном снисходительно отмечать, что вот как они умно воруют, что их до сих пор не поймали!

Понятно, слуги закона должны стоять на страже… Но почему милиционер должен стоять, а работник налоговой инспекции или, например, судебный пристав не должны?

– У тебя плохое настроение? – поинтересовался Фёдор, пристраиваясь в хвост за «ауди», а та – за «тойотой».

– Не обращай внимания, это так, пустяки. Размышляю о прихотях справедливости… Ты сам-то хоть был на этом Синь-озере?

– Впервые еду, – ухмыльнулся Федор. – Это идея моих боевых товарищей. Они считают, что если тебя ловить на что-то, то только на местные красоты.

– А меня надо ловить?

– Ещё как надо, – утвердительно кивнул он. – Ты вон уже крылья расправила, с минуты на минуту взлетишь.

– Так уж и с минуты на минуту, скорее, с часа на час, – неловко отшутилась я.

Некоторое время мы все трое молчали, и, конечно, первой не выдержала самая младшая.

– Мы с папой здесь всего десять лет, – сказала Валерия. Что-то она почувствовала в словах отца, видимо, для его обычного настроения непривычное, и сразу же кинулась на защиту. – А раньше мы жили в Петербурге. У меня в свидетельстве о рождении, между прочим, записано: место рождения – город Ленинград.

– Нашла чем хвастаться, – буркнул Федор.