Насмешка Артиста

– Эх, ладно. – разочарованно проговорил Вениамин, и достал телефон.

– Алло, шеф.

Да, Вень. Слушаю. – отозвался начальник по ту сторону линии.

– У нас появились конкретные подозреваемые. Без адвоката молчат. Вышлешь людей?

– А улики у тебя серьезные?

Вениамин взглянул на пачку гипса и пару раз подкинул её, словно оценивая на вес.

– Да.

– Адрес скинь, и высылаю.

*****

И снова галерея Первороднова. Вениамин стоял в том зале, в котором находился труп охранника. Сейчас здесь было чисто. Кровь смыли, а тело со всеми уликами передали в полицейскую лабораторию. Но Вениамин мог четко представить ту невероятно отталкивающую картину. Он будто находился в альтернативном измерении, где до сих пор всё внимание привлекала скульптура из плоти. Но этого было мало. Вениамин достал фотографии, сделанные Денисом и начал перебирать их. Остановившись на одной, он поднял её перед собой, тем самым застилая трёхмерную реальность плоским отпечатком прошлого.

Ботинок. Маньяк снял его неспроста. Все пальцы на обнаженной ноге были загнуты. Кроме большого. В данной ситуации его можно было назвать указательным. Вениамин бросил взгляд в сторону, куда указывал мертвец. Три картины. Обнажённая дева, играющая с ветром. Огромный разваливающийся механизм на фоне песка. Стая уродливых собак.

Хлебников достал из кармана пакетик с шестерёнкой. На какое именно изображение намекал убийца, долго думать не пришлось. Вениамин подошёл к картине с механизмом, достав из пакетика улику. Подставив её к холсту, он словно дорисовала недостающий элемент.

«Индустриальный Реквием» – прочитал Хлебников название картины.

Краем глаза он увидел стремительно передвигающуюся фигуру. Оглянувшись, Вениамин узнал Тамару. Она направилась в сторону кабинета Альберта. В руке она сжимала телефон.

– Подождите! – молвил Хлебников, но Тамара уже завернула за угол.

Он побрёл к кабинету художника, наблюдая за женщиной. Она вошла внутрь без стука. Дверь захлопнулась, а Вениамин услышал гневную брань. Тамара была чем-то недовольна. Что натворил её отец?

Хлебников решил подслушать. Конечно, он не хотел опускаться до подобного занятия, но вторгаться в кабинет художника во время семейной драмы он не желал ещё больше.

– Что за тон, Тамара? Ты преувеличиваешь.

– Я преувеличиваю?!! Какой пример вы подаете моей дочери? Сначала подкинуть дохлую крысу, теперь вот это… Вообще с ума сошли?

– Тамара, успокойся. Твоё выступление не имеет смысла. Причём тут вообще твоя дочь?

– Притом, что ты заставляешь её отца заниматься гадостями.

Некоторое напряженное молчание. Вениамин ожидал, что будет дальше, но ему уже не нравилось то, в каком он положении был сейчас. В свою очередь Альберт ответил дочери. Теперь и в его голосе читалось возмущение. Накал страстей возрастал.

– Это не её отец.

– Он мой муж, и он любит моего ребёнка также как меня. Этого достаточно. Если ты не забыл, ты тоже мне не отец. Я ведь приёмная. А! Ну, конечно! Ты всё это время не считал меня своей дочерью. Спасибо, что открыл глаза, не-папа!

– Тамара, это разные вещи. Я удочерил тебя потому, что сам не мог зачать дитя. И я полюбил тебя как родную. Потому что увидел в тебе частицу себя. Это не одно и то же с тем, когда «любят» ребёнка из желания спать с её матерью и пользоваться благами её деда.

– Не смей так говорить о нём! Ты его не знаешь!

– Возможно. Но мне достаточно того, что он трус и слабак. Степан не был таким ничтожеством.

– Замолчи!

– Не груби мне.

– Я запрещаю тебе общаться с моим мужем. И с дочерью тоже. Ты добился, чего заслужил.

– Ха-ха! Мы ещё сегодня с ним вечером пойдём в тир. Ничего я сделаю из него настоящего мужчину. А что касается Алиски, то она уважает меня больше, чем вас обоих вместе взятых. Попробуй нас с ней разлучить, и она возненавидит тебя.

– Какая же ты мразь. Ненавижу.

Вениамин услышал быстрые шаги в сторону двери и попятился.

– Тамара, стой. – Альберт окликнул дочь, и та замерла у двери.

Художник выдержал паузу, а затем спокойным голосом произнёс:

– Это из-за тебя погиб Степан. Только из-за тебя.

Дверь распахнулась. Тамара выбежала в коридор, стараясь скрыть слёзы. В иной ситуации она бы остановилась, чтобы выразить негодование по поводу подслушивания чужих разговоров. Но сейчас она была откровенно разбита.

Альберт подошёл закрыть дверь и увидел Вениамина.

– Простите за этот спектакль. Вы что-то хотели?

Альберт был спокоен, не смотря на произошедший конфликт. Вениамин слегка смутился.

– Оу, я только подошёл. Почти ничего и не услышал.

Первороднов мягко улыбнулся.

– Не отпирайтесь, Вениамин. Вы же следователь. Всё знать и всё слышать – это ваша работа. Не так ли?

– Если честно, мне не хочется вникать в ваши семейные дела. Мне нужно спросить вас кое о какой картине.

– Пройдите, Вениамин. – художник пригласил следователя в свой кабинет.

Вениамин вошёл. Первороднов закрыл дверь за ним.

– Я бы не хотел, чтобы вы подумали обо мне плохо. – продолжил художник. – То, что я сказал своей дочери, было выплеснуто не со зла. Видите эту картину? Знаете, почему из всех моих творений только она здесь?