Насмешка Артиста

Вениамин молча посмотрел на огромный портрет маленькой девочки, который заприметил здесь ещё в прошлое посещение.

– Это Тамара. Я написала её спустя год, после того, как забрал с приюта. Я заметил в этой девочке огонёк, которого не было в других детях. Тогда я сразу понял, что это дитя могло бы стать моей настоящей дочерью. И пусть у нас бывают разногласия. У кого их нет? Родные ссорятся не меньше. Я всегда считал её своим лучиком света, надеждой. Скажите, вы ведь тоже воспитывайте дочь в одиночку?

– Не совсем. Мне помогают. А откуда вы узнали?..

– Неважно. Важно то, что мы похожи. Задумываетесь ли вы о том, что в один прекрасный день ваша дочь может столкнуться с ужасами взрослого мира? С её несправедливостью, подлостью. Как можно уберечь своё дитя от всех несчастий? Ответ прост – никак. Но можно взрастить сильную личность. Я старался. Честно старался, но где-то допустил ошибку. Тамара оступилась, и это привело к ужасным последствиям.

– Ваш первый зять?

– Да. Он спрыгнул с балкона. Тамара любила его, но обошлась с ним жестоко. Заставила ревновать. Сказала, что у него маленький инструмент, а потом в подробностях рассказала, как развлекается с обладателями больших. Представляете, какой это удар по сердцу?

– Ого! Не думал, что ваша дочь занимается такими вещами.

– Она просто соврала. У них был какой-то конфликт. Она придумала это сгоряча. Но важно ли это? Словом можно ранить, словом можно убить.

– И вы решили сейчас, что хорошо бы кинуть ей вслед ту фразу?

– Нет, это не сильно ранит её. Проблема в том, что я вырастил её слишком чёрствой. Признаться, в смерти Степана, на самом деле, я виню самого себя. И поэтому я не допущу, чтобы горе повторилось.

Первороднов, наконец, задумчиво замолчал. Вениамин выждал нужную паузу и обратился к нему.

– Извините, я не психолог. Не могу вас поддержать, как следовало бы.

– Ничего, ничего. Мне просто нужно было выговориться. Зачастую, я могу сделать это лишь в своих работах. Спасибо, что выслушали. Так что там за вопрос?

– Ваша картина. «Индустриальный Реквием». Что она значит?

– О, это одна из очень старых работ. Индустриальный реквием. Реквием по индустрии. Гибель прогресса. Олицетворение смерти искусственного механизма, который по своему замыслу умереть не должен.

– Стоп! – Вениамин поднял палец вверх. – Смерть механизма… это же заброшенный завод! Убийца дал подсказку о следующем месте преступления.

– Я вас не понимаю.

– И не надо.

– Вы говорите о том, что преступник собирается учинить очередное убийство?

– Уже учинил.

– Это ужасно! Кто пострадал?

– Не могу вам рассказать, но вы обязательно увидите об этом в новостной сводке.

– Уже были у глиномеса?

– Да. Более того, моя стажёрка в данный момент допрашивает его.

– Прекрасно! Я так и знал, что этот мерзавец причастен к убийству.

– Его вина ещё не доказана. Прошу простить, мне необходимо продолжить работу. Спасибо за помощь. – Вениамин покинул галерею и позвонил Хорниевой.

От неё он узнал, что подозреваемые не сознаются в содеянном. Ни один, ни другой. Хлебников хотел уже сам задать вопросы, но прежде всего, нужно посетить Баламутова. Это последняя зацепка, которая должна связывать всё воедино. Или, наоборот, породить множество новых зацепок.

*****

Баламутов выглядел крепким мужчиной с грубым лицом. Даже на больничной койке и в гипсе он выглядел суровым. Медсестра привела Вениамина в палату, и тот уселся на стул рядом с потерпевшим. Баламутов хмуро всматривался в гостя, а затем на его губах образовался лёгкий, но презрительный оскал.

– Мусорок что-ли? – пробасил он.

– Слова выбирайте. – спокойно проговорил Вениамин. – Капитан Хлебников, следователь. Мне нужно кое-что спросить.

– Какие слова хочу – такие и буду говорить. – огрызнулся Баламутов. – Все вы, мусора, тупые как валенки. Что толку на вопрос отвечать, когда мозгов не хватает настоящего преступника поймать?

Вениамин изогнул бровь. Агрессия Баламутова была ему непонятна. С виду мужчина хоть и представился амбалом, но типичных признаков преступника в нем не наблюдалось. Даже блатных татуировок не было.

– Вы говорить о том, чего не знаете. – задумчиво произнёс Вениамин, изучая лицо Баламутова. – У вас какие-то личные счеты с полицией. Что произошло?

– Не твое дело, мусорок. – произнес амбал и тут же добавил. – Брата моего не за хуй посадили. Якобы, наркотой торговал. За то сосед его по комнате до сих пор на свободе гуляет. Хотя барыга именно он.

– Я вас понял, Баламутов. Но с наркотой мой отдел не работает, а с вами я пришёл поговорить, потому что вы связаны с делом о серийном убийце. Это чудовище может быть до сих пор на свободе. Понимаете? Если вы так жаждете, чтобы в мире царила справедливость, то должны сами идти на контакт с работниками закона.

– Плевал я на ваш закон.

– Ясно. Сотрудничать вы не хотите. Желаете загреметь в тюрьму из-за того, кто виновен в ваших травмах? Вот это принципы!

– Да сам я упал. Никакой жертвой не становился. А по поводу угроз – в жопу иди! Сяду, и чёрт с ним! Хоть с братом повидаюсь.

Вениамин поднялся со стула и взглянул на медсестру, которая поливала цвет.