Настало времечко…

А вечером сел он на диванчик, прислушался к общему состоянию и чувствует – ненормальность какая-то: в боку не колет, руки не дрожат, правое веко не дергается. Сидит он и недоумевает: «Что же это такое, а? Ведь, по всем показателям, должен был я этому теткиному мужу хвост расчесать. С ходу! Так, чтобы он винтом закрутился… Да и тому подлюке в троллейбусе не за что вроде было рационализацию внедрять… В чем же дело? Может, я нечаянно скушал чего-нибудь?.. Или, может, ученые приступили наконец к своим обещанным опытам по выработке постоянной жизнерадостности и частично уже опылили нас?»

В это время из кухни донеслось яростное всхлипывание, и вслед за ним прозвучало несколько словно бы взрывов.

Дубейко понял, что это жена бьет об пол купленную им картошку. У него задергалось правое веко и закололо в боку.

«Ни черта они нас пока еще не опылили, – с грустью подумал тогда Лазарь Сергеевич. – Увы!.. А то, что произошло со мной, – видать, не более как случайная игра природы… Остатки, так сказать, прежней роскоши».

Окна во двор

Я толкнул створки окна, лег животом на подоконник и прислушался.

Было тихо.

Правда, где-то на окраине жилмассива погромыхивали первые трамваи, но – господи! – что это был за шум для моего истерзанного слуха.

Я сложил кукиш, показал его невидимым отсюда трамваям и мстительно прошептал: «Что, выкусили теперь?»

Подумать только, еще вчера я жил в квартире, окна которой выходили на оживленную грузо-пассажирскую магистраль. Утром, днем и вечером по магистрали шли троллейбусы, автобусы, самосвалы, панелевозы, автокраны, тракторы колесные и гусеничные, рефрижераторы и канавокопатели. Ночью по магистрали двигалась туда-сюда машина ОРУДа, и железный голос из нее говорил: «Освободите дорогу!.. Освободите дорогу!»

За много лет жизни в этой проклятой квартире я так истрепал нервы, что чувствовал себя готовым кандидатом в сумасшедший дом. И наверняка загудел бы туда, если бы не достижения современной науки.

Наука меня спасла. Оказывается, пока я не находил себе места, глотал валерьянку и на стенку по ночам лез, наши замечательные ученые думали обо мне и таких, как я. И, представьте, в одном исследовательском институте был изобретен специальный прибор, с помощью которого сотрудники полгода замеряли шум в разных точках, пока убедительно не доказали, что в квартирах, выходящих окнами во двор, он значительно ниже.

Я прочел об этом открытии в местной «Вечерке». Там еще было написано, что теперь, возможно, все новые дома будут располагаться с учетом этого фактора – а именно, торцами к проезжей части. По крайней мере, в соответствующих инстанциях этот вопрос уже рассматривается.

Я не стал дожидаться, когда вопрос рассмотрят, а спешно обменил квартиру на такую, окна которой смотрели во двор…

И вот теперь я лежал животом па подоконнике и впервые наслаждался тишиной раннего утра.

Во дворе было пусто. Только возле голубой эстрады стоял невыспавшийся дворник и хмуро рассматривал рваный поливальный шланг.

Из расположенного напротив подъезда вышел домоуправ в широких милицейских галифе и стал укорять дворника:

– Что стоишь, как инженер технических наук! – сказал он.

Я засмеялся, спрыгнул с подоконника и принялся готовить завтрак.

Ах, до чего же прекрасно было утро! Капала вода из неплотно завернутого крана – и я слышал удары капель. Шипела на сковородке яичница – и я слышал именно шипение яичницы, а не рявканье самосвалов.

– Па-а-а-па! – пронзительно закричала вдруг под окном какая-то девочка.

Я вздрогнул и пролил на брюки кофе. Фу ты, дьявол, до чего же развинтились нервы!

– Па-па, па-па! – сердилась девочка.

«Ишь, настырная, – усмехнулся я. – Ну не надрывайся – сейчас выйдет твой папа. Выйдет, возьмет тебя за ручку и поведет в зоопарк».

– Па-па! Па-па!

Я бросил вилку в яичницу:

– Где же этот негодяй папа?! Судить надо таких родителей!

Завтракать что-то расхотелось. В голове застучали знакомые молоточки.

– Па-па! Па-па! Па-па! – голосило окаянное дите.

Папа заявился часов в десять утра. Тот или другой – не знаю, но что чей-то папа – точно, поскольку женщина с балкона, расположенного над моей квартирой, стала ругать его такими словами:

– Змей ты, змей! – говорила она. – Посмотри, на кого ты похож! Хоть бы детей постеснялся, паразит!

На что папа резонно отвечал ей:

– Некультурная ты женщина.

– Иди домой, козел, не срами меня перед людьми! – увещевала жена.

– А на какую мне мышь домой? – отказывался мужчина. – Ты мне лучше сбрось полтинник, некультурная женщина!

– Хвост тебе, а не полтинник! – ярилась жена. – Иди домой, паскуда, а то хуже будет!

Так они разговаривали минут сорок, с течением времени употребляя все меньше и меньше печатных слов – так что мужчина наловчился в конце концов обходиться одними непечатными. При этом, однако, он ухитрялся каким-то чудным образом подтверждать свои претензии на полтинник.

Я не выдержал, распахнул окно и сказал:

– Друг, я сброшу тебе рубль. Только, ради бога, уйди ты куда-нибудь подальше.

– Бросай! – согласился мужчина.