Настало времечко…

– И что ж он, парень-брат, заявляет что, или как? Может, говорит, характерами не сошлись?

– Да что же он говорит, – вздохнула Маня. – Ничего он не говорит.

– Как же, станет он разговаривать, дожидайся! – сказала Манина соседка и подружка Зина Никанорова. – Все они такие… Сделал ей ляльку – и до свидания.

– Отцов, парень-брат, – как зайцов, – философски заметила Зыбуниха. – А мать одна.

– Это верно, – согласилась Маня.

– Ну, не от меня он ушел, – воинственно повела плечами Фрида. – Я бы ему так ушла, паразиту!

– Что же сделаешь-то, – сказала Маня.

– Сделаешь!.. Захочешь – так сделаешь. Вон у нас шеф-повар тетя Дуся своему устроила… Тоже бросил ее с тремя ребятишками – молодую себе нашел. Да еще набрался нахальства – черт щербатый! – пришел домой за магнитофоном. Представляете, заявился красавчик: в новом костюме, при галстуке, без усов и зубы золотые. Ах, – говорит тетя Дуся, – магнитофон тебе, подлюке? На́ тебе магнитофон! – и раз ему в шары кислотой!

– Вот так вот, парень-брат! – молодо воскликнула бабка Зыбуниха. – Выжгла ему гляделки-то!

– Глаза остались, – сказала Фрида. – Он их зажмурить успел. А рожа так сразу и запузырилась. Теперь ходит весь в рубцах – родные не узнают. Хорошо, говорит, что зубы вставил золотые. А то сначала хотел железные – и пропали бы деньги. А золото кислоте не поддается.

– Кислоту где-то люди берут, – задумчиво приподняла брови Зина Никанорова, тоже год назад брошенная мужем и до сих пор еще не отмщенная.

– Берут, – сказала Фрида. – Захочешь – возьмешь… Из-под земли выкопаешь. – При этом она посмотрела на Маню долгим испытующим взглядом.

– Насильно мил не будешь, – робко защитилась Маня.

– А ты пробовала? – спросила Фрида. – Из тебя насильник, я погляжу… Ты вон губы сроду не красила – боялась ему не понравиться. А он взял теперь да к намазанной и ушел.

– Марея у нас тиха́я, – поддержала Фриду бабка Зыбуниха. – Другая бы, конечно, не попустилась. Вот я вам, девки, расскажу случа́й… Жили у нас тоже одни наискосок – семейство. Их только двое и было. Он сам-то, парень-брат, магазином заведовал золотопродснабовским, так у ней чего-чего не было: и отрезы, и полушалки, и польта. Хорошо жили, зря не скажешь. Только и слов, что Петя да Катя, Катя да Петя. Ну что же, детей нет – почему не жить. Катерина-то все хвасталась: мой, дескать, Петя сто сот стоит… И что ты думаешь, парень-брат? Этот стосотельный-то взял да и спутался с какой-то. Спутался, да ребенка и прижили. Вот он к своей-то Кате и приезжает на подводе – вещи делить. А ей уж раньше соседки переказали, что едет, – она пластом лежит на кровати. А он – вот он тебе, заходит. Ну, говорит, Катя дорогая, парень-брат, пожили мы с тобой хорошо – друг дружку не обижали, а теперь у меня другая жена и ребенок. И уж возчик в дверях стоит – помочь чего вынести. Катерина-то и отвечает: что ж, Петя, вольному воля, я тебя не держу. Давай, раз такое дело, хоть простимся – поцелуемся. Наклонился он к ней, парень-брат, проститься – она ему возьми нос-то и откуси!

– Господи, кошмар какой! – с радостным испугом визгнула Зина Никанорова.

– Да-а, – продолжила Зыбуниха, насладившись эффектом. – Отсекла ему нос, голубчику. Вот, говорит, Петя, какой ты красивый стал. Иди теперь к своей новой жене – пусть она тебя так полюбит, как я любила.

– Я бы такому не только нос откусила! – взвинченным голосом сказала Фрида. – Я бы ему, змею, уши объела и руки-ноги повыломала! Пусть бы он к своей шмаре боком катился!

– А вот у нас на работе история была… – начала Зина Никанорова.

Маня вдруг поднялась.

– Пойду, – сказала она и плотно запахнула жакетку. – Мой обещался за раскладушкой прийти – надо встретить…

– Надо встретить! – повторила она, как-то диковато глядя поверх голов своих притихших товарок.

– Выжжет она ему глаза, девки! – сказала бабка Зыбуниха, суеверно глядя на дверь и крестясь. – Осподи, осподи, – что делается!..

– Манька-то? – откликнулась Фрида. – У нее не заржавеет. Она не смотрите что молчаливая… У нас вон теть Дуся тоже не шибко разговорчивая, а змея – первый сорт.

– Вот вам и тихоня! – охнула Зина Никанорова.

– В тихом-то озере, парень-брат, черти и водятся, – строго напомнила бабка Зыбуниха…

Опасный возраст

Обстановка в доме была исключительно нервной: Нусик за три месяца до получения аттестата зрелости, несмотря на строгий предэкзаменационный режим, каждый день возвращалась домой после одиннадцати вечера; дважды мама Серафима Павловна, обходя дозором свой пятистенник, спугивала с подоконника Нусиковой комнаты какого-то губастого парня, а один раз захватила в квартире подозрительно чисто одетого электромонтера. Щеголь-электромонтер пробормотал что-то насчет ослабших контактов и поспешил откланяться.

Серафима Павловна наблюдала за ним через щелку в заборе. Электромонтер, выйдя за ворота, облегченно, как показалось Серафиме Павловне, вздохнул, полез зачем-то в свой чемоданчик и выронил оттуда не отвертку и кусачки, а готовальню и несколько толстых тетрадей в клеенчатых обложках.