– Сдаем! – решительно сказал Драгунский. – В субботний номер. Только вот это место я вырублю – всех тех, кто рядом шел. А то получается вроде намека: дескать, жаль, что кому-нибудь из них не досталось – они больше заслуживают. Нехорошо. Бесчеловечно как-то… Ну, потом вот тут абзац и здесь еще…
– Здесь-то зачем?! – взволнованно привстал Зубрик.
– Слушай, – поморщился Драгунский. – Льва Толстого сокращали. Ты что, Лев Толстой? Нет? Ну и успокойся.
На третий день заведующего отделом Драгунского вызвал ответственный секретарь Сверекулов.
– Подведет нас этот твой Зяблик под турецкий монастырь! – сказал он.
– Зубрик, – машинально поправил насторожившийся Драгунский.
– А-а! – махнул рукой Сверекулов. – Передовое предприятие города, понимаешь, четыре миллиона штук кирпича выпускает… Он что – все четыре миллиона себе на голову перекидал?
– Зачем перекидал, – сказал Драгунский. – Он сам ему свалился… один.
– Триста строчек из-за одного кирпича! – замотал головой Сверекулов.
– Ну почему же из-за одного, – солидно приподнял брови Драгунский. – Просто этот кирпич взят им как наиболее яркий факт…
– Все равно, – сказал Сверекулов. – Недостаточно веское основание… Для таких обобщений… Так что я обобщения похерил. А то получается, что за кирпичами дома не видим.
На четвертый день Славу Зубрика вызвал главный редактор.
– Садитесь, – сказал редактор и посмотрел на Славу гипнотизирующим взглядом. – Скажите, Зубрик, этот факт с падением кирпича на голову действительно имел место или введен вами как художественный домысел?
Слава торопливо задергал концы платка, в котором все еще хранил улики.
– Хорошо, – остановил его редактор. – Я вам верю. Допустим, действительно имел. И тем не менее… Не стоит так навязчиво подчеркивать, что кирпич упал на голову именно вам. Понимаете ли, возникает какой-то нездоровый запашок. Как будто журналист из чувства личной мести расправляется с ответственными работниками. Так что с вашего, надеюсь, согласия, я эти места поправлю. – Редактор вооружился красным карандашом. – Напишем так: проходящему возле стройки гражданину Н. упал на голову кирпич… Главное – факт сохраняется. И вывод о качестве отдельных кирпичей – тоже.
Слава Зубрик молча поднялся и пошел вон из кабинета, прижимая к тощему бедру узелок с вещественными доказательствами.
Через полмесяца в газете была опубликована юмореска о том, как некоему гражданину Н., проходящему вдоль одной из строек, свалился па голову недоброкачественный кирпич, в результате чего гражданин Н. пострадал очень незначительно, кирпич же, наоборот, рассыпался вдребезги.
Еще через полмесяца дом, достроенный из кирпичей товарища Гусева, дал трещину. От карниза до фундамента.
…Бывает и такое
Виктор Бреев, инженер-конструктор института Гипроспецбур, посадил собственную картошку.
Урожай он собрал изрядный – пятнадцать кулей. И среди прочих клубней выкопал чудо природы, уникальную картофелину – в виде фиги. Или – кукиша, по-другому говоря. Такая смачная фига и настолько похожая на правдашнюю – даже ноготь на большом «пальце» обозначался. Виктор сбегал к соседу – у того весы имелись, – взвесили ее: картофелина потянула на два с половиной кило.
Ничего себе фига! Такую в кармане не упрячешь.
Виктор и не стал ее прятать. Отмыл от земли, завернул в газетку и утром принес в институт – показать сослуживцам.
Посмотреть на диковинную картофелину сбежалось пол-института. Смеялись, охали, за головы хватались от изумления. Некоторые поздравляли Бреева, трясли ему руку, словно он скелет мамонта откопал.
Один старик Кукушкин из сметного отдела никакого восторга не выразил. Он прицелился в картофелину взглядом, озабоченно почесал себя за ухом и сказал:
– Чистить ее трудно будет.
– Как чистить?.. Зачем чистить? – растерялись присутствующие.
Особенно возмутились девицы, молодые специалистки. Они прямо зафыркали, плечиками запередергивали: фи, дескать, какая примитивщина!
– Можно, конечно, целиком сварить, нечищеную, – подумал вслух Кукушкин. – Только здорова она больно: пока до середины проварится, сверху все бахромой пойдет, рассыплется. Получится болтанка, какую свиньям варят.
– Да зачем же варить-то ее? – спросили Кукушкина.
– А что ж с ней делать? – удивился Кукушкин. – Картошка – она и есть картошка. Мы вон, в сорок третьем году дело было, тоже раз выворотили дуру – вылитый Черчилль. Уинстон. Даже сигара во рту недокуренная.
– Ну? И что? – придвинулись слушатели.
– Что-что… Сварили и съели… за открытие Второго фронта.
Слушатели разочарованно вздохнули, а в задних рядах кто-то даже сказал: «Тьфу!»