Читаем Настало времечко… полностью

В субботу после обеда Виктор купил «вечерку». То, что он увидел, так его ошеломило, так резко и больно унизило, что Бреев едва не разрыдался прямо возле киоска. Фигу на фотографии вырезали. Да не просто вырезали: сволочь-художник притиснул указательный «палец» к среднему, ликвидировав пустоту, ампутированную же фигу выпрямил и, переклеив на другое место, задрал вверх. Картофелина теперь хвастливо показывала большой палец. Назывался этот натюрморт: «Урожай?.. ВО!!» Ниже следовала подпись, облыжно утверждающая, что именно такую картофелину выкопал он, Виктор Иванович Бреев, на своем огороде.

Бреев представил, как появится в понедельник на работе, и застонал. Ему захотелось тут же провалиться сквозь землю, исчезнуть, перенестись в другой город, тысячи за три километров.

Но Брееву не дали дожить и до понедельника. Телефонные звонки начались уже через час. Те немногие, кому Виктор торопливо успевал объяснять, что картофелину реконструировали без его ведома и согласия, холодно выражали ему свое соболезнование. Но чаще Бреев не успевал и слова вставить. Его с ходу начинали обвинять в отступничестве, в том, что он наплевал в душу родному коллективу. Особенно неистовствовали молодые специалистки. Одна из них распалилась до того, что обозвала Виктора христопродавцем.

После того как позвонил приятель-журналист и ехидно поздравил с удачным дебютом, Бреев оборвал телефонный шнур и лег на диван помирать.

Поздно вечером к нему пришел старик Кукушкин. Виктор ни за что не открыл бы дверь, но он со дня на день ждал из командировки жену. Пришлось встать с дивана.

– Что, Витька, маешься? – спросил Кукушкин, понимающе глянув на затравленного Бреева. И, не дожидаясь ответа, направился в кухню. – Где тут у тебя расположиться-то?

Сначала Кукушкин достал из портфеля бутылку «Перцовки». Затем – внушительного размера фигурную картофелину, похожую на такое, что и назвать-то неприлично. Старик Кукушкин оглядел ее, хмыкнул:

– Тоже, как видишь, выкапываем… Дай-ка ножик.

Он очистил картофелину, мелко порезал ее, высыпал на сковородку.

Потом сколупнул колпачок с «Перцовки»:

– Давай-ка по единой, пока жарится. А то, я гляжу, ты совсем задубел.

Когда доспела картошка и они выпили по второй и закусили, старик Кукушкин осторожно приступил к воспитательной работе.

– Ты пойми, – внушал он, – ведь так-то, может, и лучше. А то поместили бы ее в естественном виде – и что? Инженер товарищ Бреев выкопал в своем огороде фигу! А?.. Ведь насмешка! Докопался товарищ Бреев, подфартило ему, фигу добыл! На весь город бы ославили.

– Но ведь правда! – опять затрясся слегка отмякший было Виктор. – Правда искажена! Это же фальсификация!

– Правда? – Старик Кукушкин задумался. – А ты не о правде хлопочи. Ты об истине думай. Правда – она тонкая вещь, спорная. Кому фига правда, кому, – он поддел вилкой пластик картошки, – другое что… прости господи. А истина для всех одна. Истина то, что в твоей «фиге» два с половиной килограмма весу. Хоть ты там ей все пальцы попереставляй, хоть из руки ухо сделай – два с половиной килограмма крахмала, белков, жиров, органических кислот, солей… чего там еще? А в моей – извиняюсь, истине – кило восемьсот. Того же самого. Вот истина! И этими истинами, побольше бы их земля рожала, мы кого хочешь расколошматим.

Кукушкин помолчал. Потом сказал:

– Ну а к этим… к фальшивомонетчикам-то сходи. Забери у них картофелину. А то шибко жирно им будет: и гонорар, и два с половиной кило картошки.

Экзамен

Володя Докумейко писал очерк для областной газеты о ветеранах великой сибирской стройки. Пришла, пришла для Володи пора вылезать из коротких штанишек. Не напрасно он целых четыре года корпел в многотиражке «Металлургстроевец». Открылся наконец-то прямой путь в большую прессу, в ежедневное четырехполосное раздолье – к подвальным статьям, к фельетонам, к передовицам и… к гонорарам, о которых Докумейко имел пока лишь теоретическое представление (в многотиражке гонораров не платили).

Несколько дней назад заведующий отделом газеты «Бдымская новь», полистав его крохотные, как почтовые квитанции, вырезки, сказал:

– Ну что же, старичок… весьма недурно. Перышко у тебя есть. Однако требуется запустить пробный шар. Извини, старичок, таков порядок. Напиши хороший очерк к пуску первой домны. О зачинателях стройки. Материал у тебя весь под рукой, людей ты знаешь.

Заведующий поднялся из-за стола. Был он немногим старше Володи – года на два-три, но выглядел уверенно, даже вальяжно. Дорогой костюм был распахнут с элегантной небрежностью, галстук слегка сбит в сторону, подборок приподнят и чуть выставлен вперед, отчего вид красивой головы заведующего рождал какое-то предвзлетное ощущение. «Мотор!» – словно бы командовал подбородок. «Есть – мотор!» – отвечали откинутые назад волосы.

– Вот, старичок, прочти для вдохновения. – Заведующий развернул подшивку. – Я тут недавно накропал очеркишко… Сумеешь лучше – считай себя в штате.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги