За рассказ заплатят десять рублей. Я это знаю точно. Десять рублей мне очень нужны. Но какая-то сатанинская гордость хватает меня за горло, и мне хочется спросить уничтожающим голосом: «А по будним дням, дорогой, вы не смеетесь?» Но поскольку я понимаю, что молодой человек здесь ни при чем, и к тому же мы с ним знакомы лично (раза два встречались), я сдерживаю себя и говорю задушевно:
– Ах, старик, и рад бы, честное слово. Но не могу. Мигрень… Такая, веришь ли, мигрень – хоть на стенку лезь.
Рассказы в газете все-таки появляются. Подписывается под ними тот самый молодой человек.
Он не дурак, и – помяните мое слово – еще издаст книжку. А со временем выйдет и в писатели.
Только вот где он после этого будет печататься по будням?
Несколько теплых слов
Я принес рукопись своей книжки в издательство. Прошло каких-нибудь полгода, и мне позвонил редактор:
– Прочитал ваши рассказы. Знаете, довольно занятно. Я бы сказал, даже остроумно. Есть у вас этакая божья искра. Думаю, кашу мы сварим.
Прошло еще полгода. К этому времени мы с редактором уже были приятелями. Ходили друг к другу в гости по субботам, ездили за грибами и на рыбалку. Сварили две ухи, четыре каши и один суп из консервов «Лосось».
– Вот что, старина, – позвонил как-то редактор, – надо сочинить небольшую аннотацию на будущую книжку. Для книготорга, управления, туда-сюда. Только срочно. Чтоб завтра – на стол.
– Как? Писать? Самому? На себя? – удивился я.
– Не будь ребенком! – нетерпеливо сказал редактор. – Может, ты считаешь, что другим их сочиняет Пушкин? Сядешь и напишешь. Несколько теплых слов. И помни о книготорге! Товар надо подать лицом.
И он повесил трубку.
Я достал стопку чистой бумаги, заправил чернилами авторучку, переменил ленту в пишущей машинке, заточил четыре карандаша.
«В этой маленькой книжке…» – написал я и задумался. Хм, маленькой! Маленькой… Тоненькой. Серенькой. Плюгавенькой… Я зачеркнул «маленькой» и вписал «небольшой». Ну вот так: не большая, но и не маленькая.
«В этой небольшой книжке собраны веселые…» – Стоп! – сказал я себе. – Не хватало еще написать «уморительно веселые» или «чрезвычайно остроумные». Не слишком ли ты расхвастался, дружок? Я зачеркнул слово «веселые» и написал: «Довольно нескучные рассказы».
Короче говоря, следующим утром я нес в издательство аннотацию, из которой явствовало, что в книжке средних размеров собраны некоторые рассказы, в рассказах действуют отдельные герои, попадающие в кое-какие ситуации.
Одно место в аннотации заставляло меня краснеть. То, где было сказано про ситуации, что они «подмечены автором». Я зашел в аллейку и вычеркнул слово «автором».
Пусть будет просто «подмеченные ситуации».
– Ну вот и чудненько! – бодрым голосом сказал друг-редактор. – Вот и прекрасно, старина.
Но распрощался он со мной почему-то холодно. По плечам, как обычно, не хлопал и жене кланяться не наказывал.
Через день редактор не поздоровался со мной на улице. Прошел рядом – даже бровью не повел.
Через два дня я случайно подслушал, как он говорил обо мне знакомому:
– Скучный человек. Унылый и примитивный. Нет божьей искры. Не сваришь кашу.
В ту же ночь я подкрался к издательству с разводным ключом за пазухой.
Я оглушил сторожа, связал его по рукам и ногам колючей проволокой и по водосточной трубе проник в кабинет редактора.
Аннотация лежала на столе. Я разорвал ее на узкие полоски, сжег их одну за другой и проглотил пепел.
Потом выдрал лист из блокнота и торопливо написал: «В этой замечательной и своеобразной книге собраны по-настоящему талантливые, подлинно остроумные, надолго запоминающиеся произведения…»
Завтра мы с редактором поедем на рыбалку. И, может быть, сварим кашу.
По новому методу
– Так что вас интересует? – весело спросил прораб.
Я развернул блокнот.
– Расскажите о новом методе работы. Мне в управлении рекомендовали именно ваш участок как показательный.
– Ну, может, не такой уж показательный, – сделавшись строже, сказал прораб, – а в общем, правильно рекомендовали. Мы это дело одними из первых начали, уже четыре месяца как перешли. Да… С чего же начать? Вы, собственно, с новым графиком, в принципе, знакомы?
– Очень приблизительно, – соврал я. – Но вы мне рассказывайте так, будто я совсем ничего не понимаю. На картошке, как говорится.
– На картошке, значит? – переспросил прораб, озабоченно сдвигая на глаза кепку. – Боюсь, на картошке далеко не уедешь. Тут такое пюре – ахнешь! Кибернетика.
Он вытащил из стола сложенную вчетверо бумагу, развернул и, сделав губы трубочкой, прежде сам углубился в ее изучение.
В этот момент скрипнула дверь и в прорабскую вошел человек, одетый в брезентовую робу.
– Тебе чего, Кокин? – спросил прораб, глянув на него исподлобья.
– Кувалду, – мрачно ответил человек.
– Иди, Кокин, работай, – посоветовал ему прораб, больше не поднимая глаз. – Не бузи. Какую тебе еще кувалду?
– Какую-какую, – обиженно сказал Кокин. – Обыкновенную, какую… Что мне – задницей клинья забивать?
– А ну-ка, не груби здесь! – одернул его прораб. – Постеснялся бы при постороннем человеке. Спроси у бригадира – он тебе даст.