Настало времечко…

Но Ирина Николаевна уже заметила меня.

– Здравствуйте, – пропела она. – А вы, как всегда, спешите?!

– Как всегда… вам навстречу, – сказал я и, жизнерадостно оскалясь, шагнул обратно.

– Почему вы сегодня грустный? – спросила Ирина Николаевна.

Вот тебе раз! Уж, кажется, так старался!

– Грустный? – переспросил я. – Ну что вы! Такой же, как вчера!

– Увы! – вздохнула Ирина Николаевна. – И как позавчера. За что вы меня ненавидите? Всегда смотрите зверем.

Она взяла меня под руку и долго уговаривала быть добрее к людям, мягче и снисходительнее. Проводила до самой трамвайной остановки. Я пообещал стать добрее и долго махал ей с подножки.

– Товарищ, – тронул меня за плечо стоящий позади гражданин. – Передайте на билет.

Я обернулся.

– Что ты, что ты! – испуганно забормотал гражданин и отпрянул в угол.

– Ничего, – сказал я, источая максимум добродушия. – С удовольствием. Давайте ваш трешник.

Пассажир сжал деньги в побелевшем кулаке и замотал головой.

…Наконец я добрался до фотографии, конечного пункта своего маршрута.

Фотограф залез с головой под черный платок и ровным голосом скомандовал:

– Улыбнитесь!

– Не буду! – сказал я.

Он вылез наружу и ошарашенно уставился на меня. Видимо, это был первый бунт в его практике.

И тут я отоспался за все.

– Послушайте, фотокарточка мне нужна на документ, так?

– Ну, – сказал фотограф.

– Значит, я должен выглядеть на ней похожим. Так?

– Ну-у, – замялся он.

– Нет, вы скажите, – наседал я, – должен выглядеть похожим?

– В общем-то, конечно… – почесал в затылке фотограф.

– Должен или не должен?

– Должен, – сдался он.

– Отлично! А если улыбаться, как вы советуете, – я показал, как стану улыбаться, – буду я похожим?

Фотограф оценил улыбку и твердо сказал:

– Нет.

– Ага! – сказал я, не пряча торжества. – Снимайте!

И все время, пока он фотографировал меня и оформлял документы, я сидел наконец-то с естественным выражением лица.

– Пожалуйста! – Фотограф протянул мне квитанцию.

– Спасибо, – сказал я, неохотно надевая шляпу. – Знаете что… Можно я буду приходить к вам каждый день?..

Отдельно взятый кирпич

Злободневная тема

Я написал фельетон о хамстве.

– Тема злободневная, – сказал редактор и велел дать его на второй полосе с карикатурой.

Вечером я встретил на улице своего старого приятеля Мишу Побойника.

– А-а! – закричал он. – Привет сатирику! Читал, читал! Молодец! Как это у тебя там? «Свой насморк дороже чужого инфаркта»? Ха-ха! Здорово! Между прочим, могу продать темку.

И Миша Побойник рассказал мне в самом деле обидную историю, как его отправили в милицию за то, что он написал благодарность в книгу жалоб.

– Не разобрались, сволочи! – сказал Миша. – Ты черкни себе, может, пригодится.

Я достал блокнот и черкнул. Действительно, подумал я, стоит только начать, и темы посыплются. Жизнь многогранна.

На следующий день я пошел в гости к другому своему приятелю – Жоре Виноградову. Я очень люблю ходить к Жоре. Его мама по средам печет удивительно вкусные торты: «наполеоны», безе, кофейные, ореховые, бисквитные.

– Я считаю, что ты абсолютно прав, старик, – сказал Жора, горячо пожимая мне руку. – Именно так и надо: остро, принципиально, беспощадно. Каленым железом!

– Между прочим, – вспомнил он после первого стакана чаю, – есть для тебя материальчик. Понимаешь, захожу я вчера в ресторан и вижу: стоит этакий держиморда, махровый гоголевский тип… Нет, ты записывай, записывай, – сказал Жора, заметив, что я потянулся за черемуховым тортом. – Тебе как сатирику будет полезно.

Я достал блокнот и начал записывать. Вечер прошел очень плодотворно. Я исписал блокнот и две школьных тетради в косую линейку. Материала у меня теперь было не меньше чем на четыре фельетона и две подвальных статьи.

В пятницу меня пригласила на свой день рождения Люся Паникоровская. Честно говоря, я ждал этого дня, потому что давно собирался решительно поговорить с Люсей.

Я надел праздничный костюм, купил веточку гладиолусов (в таких случаях лучше не букет, а именно веточка – это тоньше, нежнее, я бы сказал, интимнее), вытерпел весь набор мук у парикмахера и, чуть-чуть опаздывая, позвонил у дверей Паникоровских.

– А у меня для вас тоже подарок, – со значением сказала Люся, кокетливо покусывая лепесток гладиолуса.

Она упорхнула в соседнюю комнату и привела оттуда за руку маленькую старушку.

– Познакомьтесь. Это баба Верона. Она обогатит ваш блокнот. Баба Верона что-то знает, – заговорщицки подмигнула мне Люся.

Потом она наклонилась к уху старушки и прокричала:

– Баба Верона! Расскажите моему другу про тот случай!

…Гости поднимали тосты за здоровье новорожденной, пели «Бригантину» и спорили о живописи. Потом сдвинули столы и начали танцевать. Кавалеры наперебой приглашали именинницу.

Мы с бабой Вероной четвертый час сидели на кухне. Старушка оказалась настоящим кладом. Ее историй хватило бы на два социальных романа…

Когда поздно вечером я трезвый и голодный возвращался от Паникоровских, меня остановил знакомый писатель.

– Хорошо, что вы мне повстречались, – возбужденно сказал он. – Сейчас я вам выдам такой изюм! Эти мерзавцы из ателье!..

Я достал блокнот…