Ф-ф-у! Кажется, все – можно подремать. С бревна-то какой спрос: зайцы его не интересуют, морковкой оно не питается – лежит себе полеживает.
Дочка теряется. Но только на секунду. О детская фантазия! – нет тебе предела.
– Ладно, – говорит она. – Пусть ты будешь бревно… А я тогда буду муравей и буду по тебе ползать.
И не откладывая дела в долгий ящик, она принимается деловито ползать по мне, упираясь острыми коленками в живот.
Я покорно лежу, напрягаю мышцы живота, чтобы не так больно было, и думаю: «Дубина ты, а не бревно! Додумался тоже… остряк. Скажи еще спасибо, что она вceгo-навсего муравей… а не лесоруб».
…Только через полтора часа зазвонит будильник.
Случай на ядреной
Все, наверное, помнят исторический факт – перекрытие реки Ядреной. Это был, как писали в газетах, героический штурм. Ядреной заткнули глотку за семь часов вместо полутора суток, отпущенных по плану. Иностранные специалисты кусали локти от зависти. Даже реакционный журнал «Ивнинг бизнес» вынужден был признать, что гидротехническая мысль Европы и Америки отстает как минимум на двадцать лет.
Но, как это нередко случается, к большой радости примешалась ложка дегтя. Спустя некоторое время распространился слух, что, мол, во время перекрытия по недосмотру утопили десять самосвалов и четыре бульдозера.
Можно бы, конечно, облокотится на эти разговоры, плюнуть и растереть. В конце концов, что такое десять самосвалов на фоне многомиллионной стройки? Так, семечки. Но, во-первых, слух этот шибко преувеличен: утопили всего четыре самосвала и один бульдозер. А во-вторых, отнюдь не по недосмотру.
Недосмотр вообще был исключен. К штурму Ядреной готовились очень основательно. Отрепетировали все, как в кино. Теперь, понятно, про каждое мероприятие не расскажешь – долго и ни к чему, но один факт привести можно – для иллюстрации.
Накануне перекрытия заведующий автобазой № 7 собрал на территории все машины и сказал шоферам:
– А ну, орлы, покажите готовность.
Шоферы кинулись по кабинам и враз завели моторы. Двести пятьдесят КамАЗов рявкнули так, что в двух шестнадцатиквартирных домиках рядом с автобазой вылетели оконные стекла.
Какой уж тут недосмотр!
Однако по порядку.
На другой день в 10.00 колонна самосвалов двинулась к продольной перемычке. Оркестр в маршевом темпе играл «Крепче за баранку держись, шофер». С крутых берегов Ядреной махало шапками окрестное население. Оператор областной кинохроники, лежа на спине, снимал крупным планом колеса наезжающих самосвалов и проворно откатывался к обочине.
Первым развернул свою машину ветеран стройки Анатолий Чизимчик. Семнадцатитонная глыба с начертанными на ней словами «Мы покорим тебя, Ядреная!», проскрежетав по кузову, обрушилась в пучину. Штурм начался!
…Шесть долгих часов Ядреная глотала камни и выплевывала пену. В начале седьмого она начала задыхаться. Мокрые горбы камней показались на поверхности. «Берега сплелись в крепком объятии», – как написала впоследствии про этот момент газета «Гидростроевец».
Анатолий Чизимчик, возбужденно прокричав: «Еще напор – и враг бежит!» – опрокинул очередную глыбу и умчался за последней. А товарищи его продолжали швырять камни, сыпать щебенку, пока могучая река не превратилась в слабый ручеек.
Объявили короткий перекур. Дело в том, что ручеек этот нельзя было засыпать чем попало. По плану его надлежало придавить заранее приготовленным восьмитонным камнем с надписью: «Вот мы тебя и покорили, Ядреная!» – а уж потом, навалившись всем скопом, кончать перекрытие.
Шоферы заглушили моторы и достали из карманов пропитавшийся по́том «Беломор».
Прикурить они, однако, не успели: возле штабного вагончика, едва не своротив его, бешено затормозил раскаленный самосвал Чизимчика.
Ветеран по пояс высунулся из кабины. Глаза у него были дикие.
– Камень пропал! – хрипло сообщил он выбежавшему навстречу начальнику штаба перекрытия инженеру Лапину.
– Как пропал? – не понял Лапин.
– А я знаю?! – заорал Чизимчик. – Пропал, и все! Валяется какой-то камень без надписи, а того нет!
– Где художник?! – крутнулся начальник штаба.
Клубный художник Слава Голубев был на месте. Но он уже выполоскал кисти, отскреб от остатков краски баночку и промыл ее с песочком. Баночка потребовалась им с баянистом ввиду отсутствия стакана. У баяниста в футляре оказались две бутылки «Розового крепкого», и баянист со Славой, как раньше всех отстрелявшиеся по своей части, загодя отпраздновали победу.
– Пусть хоть зубами, а новую надпись выгрызает! – сказал Лапин.
Художника кинули в дежурный «газик» и на предельной скорости повезли за краской.
Зрители, облепившие берега реки, заслоняясь ладошками от послеобеденного солнышка, пытались рассмотреть, чем вызвана заминка.
Бульдозеристы не убирали рук с рычагов, готовые по первому знаку ринуться ровнять и утрамбовывать перемычку.