Настасья Алексеевна. Книга 4

Казалось бы, какое имеют отношение норвежцы к российской шахте? Но, оказывается, прямое. Настенька уже хорошо знала, можно сказать, выучила назубок, то, что, хоть архипелаг Шпицберген и признан Парижским договором в 1920 году зоной международного равноправного в экономическом отношении сотрудничества, но всё-таки его отдали под суверенитет Норвегии, а это означает, что за законностью на архипелаге несёт ответственность норвежский губернатор. Поэтому Настеньке приходилось переводить множество писем губернатору и участвовать во многих переговорах с норвежской стороной. Словом, чувствовала себя Настенька в какой-то степени дипломатическим работником, способствующим решению международных проблем.

Вот и сейчас норвежская комиссия сотрудничала параллельно с российской на основе своих законов о Шпицбергене, тогда как руководство треста «Арктикуголь» признавало на территории рудников только российские законы, поскольку эта земля принадлежит России ещё с 1912 года, когда русским исследователем Владимиром Русановым были установлены здесь заявочные столбы на открытых им и нанесенных на карту угольных месторождениях, а в 1931 году был создан трест «Арктикуголь», в который и входят российские угольные шахты Шпицбергена. Настеньке не раз приходилось переводить слова Евгения Николаевича в спорах с норвежцами, используя при этом всю свою выдержку, и доказывать, что приоритетным для русских является Парижский международный Договор, а не Решение короля Норвегии от 1925 года, в котором Шпицберген объявлен территорией Норвегии, и который не только Россия, но и всё мировое сообщество официально не признали. Что же касается общего порядка на архипелаге, охраны окружающей среды и некоторых других юридических аспектов, то тут Настенька, представляя российскую сторону, соглашалась с норвежцами, поскольку эти вопросы были отражены в Парижском Договоре.

В первые же дни после взрыва улицы Баренцбурга заполнились норвежскими журналистами газет, журналов, телевидения, которых с трудом сдерживали от чрезмерной назойливости норвежские полицейские, чувствовавшие себя здесь в эти дни хозяевами. Вскоре на норвежском судне в сопровождении губернатора Шпицбергена прибыла и министр юстиции Норвегии, что ни мало удивило норвежскую прессу.

В то же время норвежские власти в порядке оказания благотворительной помощи незамедлительно провели две телефонные линии в Баренцбург и предложили жителям российского посёлка в течение трёх дней бесплатно звонить своим родственникам на материк, чтобы сообщить о том, что они живы и здоровы и не попали сами в эту страшную катастрофу, о которой в тот же день узнали на всей территории бывшего Советского Союза.

Календарь на столе неумолимо утверждал, что уже на финише октябрь, а значит, к концу подходил тысяча девятьсот девяносто седьмой год и, стало быть, близилось совсем к завершению двадцатое столетие. Но женский разговор в одной из квартир Баренцбурга чем-то напоминал страницы старых рассказов, по меньшей мере, начала прошлого века. Голоса красавиц испуганно приглушены, глаза расширены, руки порой вздрагивают, заставляя подносимую к самовару чашку жалобно звякать о блюдце.

– Ты знаешь, сегодня в шахте клеть оборвалась, но, слава богу, никто не погиб?

– Ой, это те мёртвые зовут к себе новых.

– И правда, может быть. Ведь семь человек остались в шахте не похороненными. Они же считаются пропавшими без вести.

– Наши ребята боятся туда идти. Идут, а боятся. Говорят, там голоса слышатся. Каждый раз, как спускаются, чьи-то голоса доносятся.

– Ну да, это души умерших ходят и маются по штольням, а выйти не могут.

– Конечно, пока тела не найдутся и не будут преданы земле, души их так и будут метаться, не успокоившись.

– А как их найдёшь, если шахту водой залили, чтоб пожар затушить? Да и сгорели там все оставшиеся. Никого вытащить нельзя было.

– Хоть бы памятник над этим местом на горе поставить. Вычислить, где их взрывом застало и поставить над этим местом крест, а то сороковой день подходит, а они так и не захоронены. Нужно до сорокового дня после гибели всех предать земле, положить в могилу.

Да, каждый год что-то стрясается в Баренцбурге или на Пирамиде. Ну, и у Норвежцев тоже не без того. То пожар на шахте в Нью Олесуне, из-за чего шахту закрыли и превратили городок в международный научный центр, то горел дом губернатора, не смотря на все противопожарные мероприятия, о которых так заботились всегда все норвежские комиссии, приезжавшие в российские посёлки, что думалось: у них-то пожаров не может быть в домах. Ан нет, бывают, и не где-то там, а в главном их здании.

Словом, за шесть лет, что провели на Шпицбергене вместе Настенька и Евгений Николаевич, они много чего насмотрелись. Ну, да не только страсти-мордасти вспоминаются. Много чего и хорошего приходит на память. И, перво-наперво, никак нельзя забыть их свадьбу. Для всего посёлка Баренцбург это стало памятным событием.