Впервые Настенька познакомилась с ним в начале своего приезда на Шпицберген, когда уполномоченным треста ещё был Василий Александрович, который в одну из первых поездок в Лонгиербюен, зашёл с Настенькой к директору бутикена (так по-норвежски называется магазин) и сказал, что директор «Пирамиды» предлагает купить у него пару десятков русских самоваров. Тот, конечно, согласился и сделка состоялась. Через несколько дней сам Пётр Николаевич Пригаров сопровождал на буксире партию упакованных самоваров. Директор бутикена приехал в порт на машине и расплатился с Александром Филипповичем за выгруженный тут же товар. На Пирамиде работала своя переводчица Людмила, но директор почему-то её не вовлекал в эту торговую процедуру, а предпочёл действовать через уполномоченного, который хорошо всех знал в норвежском посёлке. Позже он привёз с собой в Баренцбург несколько самоваров в подарок Василию Александровичу и один специально для Настеньки, чтобы она не задавала лишних вопросов, какие самовары были проданы, и кто получил деньги.
Весело переговариваясь, норвежцы снимали с себя в раздевалке верхнюю одежду: кто шубы, кто пальто, а кто и скутерные костюмы, так привычные им в большую часть года, оставляя на себе вечерние костюмы для торжественного приёма.
Приведя себя в порядок перед большим зеркалом холла, к Евгению Николаевичу и Настеньке подошла сотрудница компании САС Эллен. В нарядном голубом платье, плотно облегающим её молодую высокую фигуру, выделяя грудь и бёдра, она выглядела бы принцессой, если бы не несколько укрупнённое лицо со вздёрнутым носом, большими карими глазами с притемнёнными косметикой веками, широким ртом над примечательно крупным подбородком и неожиданно тонкой шеей, охваченной янтарным ожерельем в тон янтарным клипсам на слегка оттопыренных ушах. Она казалась выше Евгения Николаевича, но это, благодаря голубым босоножкам на высоком каблуке. Вся она буквально светилась счастьем, когда проговорила, церемонно поздоровавшись сначала с Настенькой за руку:
– Хай, мистер Женя! Do you like me?11
– и она подставила щёку для поцелуя.Настенька перевела автоматически. Она, конечно, знала, что Евгений Николаевич учился в педагогическом институте на факультете иностранных языков, но у него первый был французский язык, а английский второй, да даже первый он практически забыл, не говоря о втором, так как работал переводчиком очень недолгое время, а потом перешёл на редакторскую и журналистскую деятельность, забросив иностранные языки, а они требуют постоянной тренировки в общении. Он даже хотел посещать курсы, которые вела Настенька, но никак не мог освободиться в часы занятий.
Простую фразу, сказанную на английском, Евгений Николаевич понял и без перевода, но он был дипломатом не по профессии, а по натуре и не мешал переводчику. И опять же как дипломат, в ответ на столь прямой вопрос он, разумеется, не мог обидеть неосторожным словом девушку, с которой регулярно встречался в аэропорту, и которая всегда отзывалась на любую его просьбу: то ли воспользоваться их телефоном, чтобы позвонить кому-то из норвежцев и попросить приехать за ним, чтобы отвезти в посёлок, то ли открыть ангар, чтобы взять электрокару для разгрузки или погрузки вертолёта.
Своя машина у уполномоченного треста в норвежском посёлке была, но недавно её отправили в Москву, да и прав на вождение Евгений Николаевич не имел. Поэтому для того, чтобы преодолеть четырёхкилометровый путь от аэропорта до посёлка, Евгений Николаевич звонил поочерёдно, дабы не надоедать, то своему другу Яну, владельцу частной телевизионной компании, то на почту Питеру, у которого тоже иной раз бывал в гостях, то ещё кому-нибудь из хороших знакомых.
В аэропорту есть телефон-автомат, но Евгений Николаевич не любил тратить норвежские кроны, имевшиеся у него в ограниченном количестве, поэтому обращался через окошко в САС, и Эллен, одетая на работе в элегантную форму авиакомпании, всегда охотно протягивала ему телефонную трубку, и сама набирала нужный номер, а он передавал трубку Настеньке.
Евгений Николаевич чмокнул Эллен в напудренную щеку и сказал:
– Настя, скажи, что она великолепна всегда, а особенно в этом наряде.
Настенька, улыбаясь, перевела. Такая у неё была работа.
– Will you marry me, Mister Zhenya?12
– спросила вдруг Эллен, даже не покраснев, таким тоном, словно спрашивала о погоде.Настенька невозмутимо перевела вопрос, хоть он ей очень не понравился. А Евгений Николаевич спокойно ответил:
– Но я же не понимаю норвежский, а вы не знаете русского языка.
И не дожидаясь, пока Настенька переведёт, Эллен сказала по-русски:
– Я можна учить русски, а ты можна учить норвиджен.
Евгений Николаевич рассмеялся:
– Но я женат.
– Жена катын, – не то шутя, не то серьёзно сказала Эллен и провела у себя по шее рукой, показывая, что надо перерезать горло жене, и отошла к лестнице, ведущей на второй этаж, у которой уже собрались все приехавшие.