Настасья Алексеевна. Книга 4

Счастливый, Женя оставлял микрофон, сходил со сцены и устремлялся в танец с первой попавшейся девушкой, упоённо кружился в вальсе, отплясывал, лихо раздвигая каблуки туфель, чарльстон, отдыхал душой и телом, с затаённой усмешкой глядя на партнёршу, в медленном танго. Он принадлежал всем и всех любил, никому не отдавая предпочтения. Он был частью целого общества, такого же как он взбалмошного, мечтающего о подвигах, желающего делать жизнь лучше, чище, красивей, общества, которое называлось советская молодёжь.

В детстве, читая о подвигах лётчика Гастелло или о Маресьеве, он мечтал поступить в лётное училище и летать на самолётах. Читая о том, как водолазы поднимают из морских глубин затонувшие суда, возмечтал о подводной жизни в скафандре на голове. А здесь, танцуя и отгадывая ответы на кроссвордные вопросы ведущего вечера, он мечтал стать журналистом, хотя и поступил учиться на заочное отделение института иностранных языков, полагая, что одно другому не мешает. Потому на каждом комсомольском вечере он любил запевать главную песню журналистов со словами:

Трое суток шагать,

Трое суток не спать

Ради нескольких строчек в газете.

Если бы снова начать

Я бы выбрал опять

Беспокойные хлопоты эти.

И по взмаху его руки молодёжь хором повторяла последние три строки. Так было и в этот раз. Молодёжь жила, росла, воспитывалась песнями. Какие были песни, такими были и их почитатели или, по крайней мере, старались быть такими.

Выходя из здания «Спутника», Женя увидел двух девушек, как выяснилось, поджидавших его.

– Женя, ты один? Ты нас не проводишь?

Его нисколько не удивило, что незнакомые девушки обратились к нему по имени. Он давно привык к тому, что его все знают.

– Конечно, пойдёмте, – охотно согласился он.

Девушкам было едва ли по восемнадцать лет. Обе были среднего роста, чуть ниже Жени, у обеих были короткие причёски, на обеих были летние относительно короткие цветастые платьица чуть ниже колен и с короткими рукавами.

– Меня зовут Люся, – сказала одна басовитым голосом.

– А меня Валя, – сказала другая.

Так они познакомились и пошли по тёмной набережной Гурзуфа, охваченные совсем недавно упавшей на город ночью. Справа мирно размеренно плескалось море, которое было заметно лишь по белым всплескам падающих маленьких волн, убегающих совсем недалеко, и тут же исчезающих на сером песке, едва просматривающемся при свете редких фонарей набережной.

Валя что-то щебетала по поводу конкурса с перетягиванием каната, когда они были в команде Жени и неожиданно все попадали, перетянув группу противников через черту, а Женя Валю и Люсю даже не заметил.

– Ну, где ему было заметить, – пробасила Люся, – он же стоял первым и тоже упал.

Весело вспоминая эпизоды вечера, они шли втроём, когда вдруг Валя остановилась и, сказав, что что-то забыла в зале, быстро убежала, оставив Женю и Люсю одних. С этого всё и началось.

Сначала они долго шли молча. Потом Люся предложила:

– А хочешь, мы поднимемся вон на ту скалу? Я там ходила. Подняться можно.

Это был выступающий в море мыс, возвышавшийся над водой метров на десять. Со стороны берега он был сначала пологим, потом тропа круто взбиралась вверх, но там шли проделанные кем-то ступеньки, а на самом верху их ожидала небольшая площадка.

Будь здесь Женя один, ему могло бы показаться страшным на такой высоте над невидимым внизу морем. Оно ощущалось, его дыхание доставало сюда и, казалось, притягивало к себе, манило. А над головой в абсолютно чёрном небе ярко сияли звёзды. Только луны не было. С нею было бы светлее и сказочнее. Да, могло быть страшно, но рядом была девушка, а Женя был поэт. Он взял её за руки, боясь, что она упадёт в море. Она приблизила к нему своё лицо. Звёзды отражались в её глазах. Молодые люди, как море, оба тяжело дышали. Земные мысли вдруг отошли куда-то в небытие. Остались волшебные чувства, о которых невозможно думать и можно только повиноваться им.

В этот вечер, после того, как они расстались, уехав последним рейсом автобуса в Ялту и разойдясь по своим домам, он долго не спал и писал стихи:

Ты шла, плыла, летела в гору…

И вот он славный пятачок.

Две бездны здесь столкнулись в споре,

Столкнулись вдоль и поперёк.

Морская чёрная стихия

Манила томной глубиной.

Мечтой уже над ней парил я.

Вслух разговаривал с тобой.

И на пьянящей высоте

Ты наконец сказала: «Стой!»

Ты стала ночь, как я хотел,

А я ласкающей волной.

Через несколько дней Люся пришла на работу к Жене в книжный магазин, где находился его кабинет. Был конец дня, и они пошли по летней, залитой вечерним солнцем набережной, но уже не в Гурзуфе, а в Ялте.

Ленкоранские акации с пушистыми розовато-фиолетовыми цветами, нежными недотрогами, раскрывшими свои тонкие щупальца над зеленью такой же нежной зелёной листвы, свисали почти над головами прохожих, едва не задевая их своими раскидистыми ветвями. А рядом возвышались либо сосны, либо кедры, либо кусты благородного лавра, под тенью которых приятно радовали глаз цветочные клумбы.