Настоат

– Итак, мое предложение: мне нужно, чтобы Курфюрст в ближайшие дни был смещен, а вы возглавили заговор. Понимаю, идея неординарная, если не сказать – странная, но кроме вас, мне довериться некому, а в одиночку точно не справиться. К тому же – и это самое главное – вы, как никто другой, заинтересованы в свержении Государя, поскольку он уже отдал приказ Дункану сфабриковать против вас улики. Тот пока колеблется, еще не согласился – но кто знает, что́ будет завтра? А значит, если Курфюрст останется во главе государства, то вы, несомненно, труп. Покойник… Понимаете?

Настоат поднимает руку, лежащую на земле, и назидательно машет ей у меня перед глазами.

– Не смешите! У Курфюрста и Дункана ручонки коротки, чтобы бросить мне вызов. Присмотритесь! Кто кого должен бояться?

Убедительная метафора – ничего не скажешь! Наглядно. Однако отступать пока рано.

– И все же проблемы они вам могут создать. Гораздо безопаснее будет избавиться от Курфюрста – конечно, образно выражаясь: кровопролитие недопустимо.

Настоат застывает, как истукан. Иногда мне кажется, что он мертвый – от его взгляда веет тоской и унынием.

В окружающем нас антипространстве звуки слышны особенно резко: каждый крик похож на последний, каждый треск подобен хрусту ломающейся кости, каждый шорох – шипению змеи, изготовившейся для укуса. Впрочем, змей я не боюсь, в жизни повидал их немало. Однако Замок все же пугает: он – средоточие печали, что волнами расходится по Вечному Городу, накрывая его, словно цунами.

– Нет! – Голос Настоата прорезает сгустившийся туман над поляной. – Политика меня не касается – я вне ее, вне вашего Города. Устраняйте Курфюрста сами. Одного не могу понять: почему бы просто не подождать, пока он загнется? Осталось потерпеть самую малость, он на последнем издыхании – и будет вам праздник! К чему эта суета, мышиная возня, когда все можно предоставить реке неумолимого времени? Плывите по течению – и окажетесь там, где и надо.

Переговоры идут трудно. Ладно, попробуем по-другому:

– Есть завещание. И Закон о престолонаследии, который позволяет Курфюрсту по собственной воле выбрать преемника. Поэтому без отстранения – нам с вами крышка. Дункан придет к власти – и первым он расправится со мной; возможно, даже распнет на кресте, а затем – ваша очередь.

Настоат усмехается.

– Не порите чепухи! Дункан не кровожадный. Хотя вам, скорее всего, придется несладко: «побеждающий наследует все», а остальным – vae victis[69]. И поедете вы в скрипучей кибитке куда-нибудь далеко-далеко – в какой-нибудь Богом забытый вилайет, уезд или провинцию. На вечное поселение, а может, и на каторгу. Ха-ха-ха!

Пожалуй, я промолчу! Ситуация не из приятных – видимо, конструктивного диалога не выйдет. Пора возвращаться – тем более вода прибывает, журчит где-то рядом с поляной. Становится опасно.

– Деменцио, вы меня удивляете! Завещание, Закон о престолонаследии… А переправить – никак? Украсть, уничтожить, подменить, потерять? Алгоритм действий понятен любому ребенку! Сам я в заговоре участвовать не намерен, но направить вас на путь истинный мне нетрудно. Произведите махинации с бумагами – так, как вы обычно делаете с плебисцитами, – и готово! Не подкопаешься! Не вы ли душеприказчик Курфюрста? Следуйте своему предназначению, и все будет в порядке!

Его эскапады начинают меня утомлять. Пророк, бодхисаттва нашелся! Чувствую, глаза краснеют еще больше; пар накапливается внутри тела.

– Настоат, идите к черту! Вы что, считаете себя таким умным? Думаете, мне это не пришло в голову? Я давно уже не душеприказчик – ни в прямом, ни в переносном смысле. Все бумаги – у Лисаветта, где именно – неизвестно, а сам альгвасил чист и неподкупен. Всецело предан Курфюрсту. К тому же я слишком осмотрителен, если хотите – труслив, чтобы осуществлять заговор своими руками. Мне нужна помощь! Именно поэтому я к вам и обратился – но вижу, здесь толку не будет. Я пошел – а вы оставайтесь среди этой гнили, промерзлых пустынь и оврагов, убивающих всякое движение жизни. Когда Дункан станет правителем, вы вспомните о моем предложении.

И вот тогда, поверьте, все будет, как в древней нравоучительной притче: «Когда они пришли за Деменцио, я молчал: ведь я не Деменцио. Когда они пришли за горожанами, я молчал: ведь какое отношение, в сущности, я имею к Городу? Когда они пришли за старой гвардией, я молчал: ведь это меня не касается. Когда они пришли за Ламассу, я молчал: ведь он – всего лишь собака. А потом они пришли за мной – и о горе! – не осталось никого, кто мог бы подать голос!»

Теперь понимаете, что́ ждет вас, коли Курфюрст успеет умереть прежде отставки? Его нужно насильно отправить на пенсию, немедленно, как можно скорее, чтобы Закон о престолонаследии более не имел юридической силы. Хотя кому я это рассказываю? Вы не от мира сего. Прощайте!

Прочь из этого окаянного замка! Он высасывает силы, пожирает меня изнутри.