Настоат

Что-то насвистывая себе под нос, Дункан снисходительно улыбается. Никаких сомнений, грусти, раскаяния, сожалений… Абсолютная эмоциональная пустота! Может, это маска? Помешательство, посттравматический шок? Вряд ли! Все банально и просто: для него ночь убийства обратилась в маленькую ночную серенаду. Eine kleine Nachtmusik – ничего больше.

– Радамес, еще один момент! – Я отвожу взгляд от Дункана. – Очень важно: увековечьте имя Лисаветта в пантеоне наших героев.

– Всенепременно, ваше превосходительство! Это верное и великодушное решение! – Капитан почтительно кланяется. Распрямившись и едва уловимо указывая на Дункана, он запальчиво, с ненавистью цедит сквозь зубы: – Да отсохнет рука и сгниет сердце того, кто лишил его жизни!

Сзади, крадучись, к капитану приближается взволнованный преторианец – один из тех, кто до сего момента нес караул у парадного входа. Что-то страстно и сбивчиво шепчет на ухо. Глаза Радамеса загораются лихорадочным блеском.

– Это точно? Вы уверены? Не ошиблись? – Слегка смешавшись, гвардеец обреченно кивает. – Немыслимо!

– Что такое, капитан?

Боюсь, как бы сейчас все не рухнуло. Самое страшное, что могло случиться, – это признание арестованных людей Дункана, что они готовились к перевороту. И вновь все висит на волоске.

Но нет, если бы… Правда оказывается куда чудовищнее самых мрачных предположений.

– Божья кара, господин Клаваретт! Божья кара… Небеса гневаются – грядущее правление не будет счастливым… Как бы я ни презирал вас, но прошу принять мои соболезнования – только что мне сообщили, что ваша возлюбленная, Иненна Эштари, убита возле моста Двенадцати Пороков. Сожалею! Да упокоится ее душа с миром!

Дункан резко бледнеет – такого он явно не ожидал. Удар судьбы – хлесткий, наотмашь, со всей силы. Оправится ли он от него? Не сомневаюсь.

Радамес участливо опускает глаза.

– Понимаю ваши чувства. Мне тоже порой снится, будто нас с Аидой, моей будущей женой, когда-нибудь погребут заживо…

– Заткнись! – злобно бросает Дункан. – Не до сантиментов! Кто убил Иненну? Кто дерзнул поднять руку на то, что принадлежит мне? Настоат?

И тут я замираю. Пожалуйста, только бы это был не Йакиак! Кто угодно – Настоат, разбойники, Мост, инфернальная сущность, но только не Йакиак! Ибо если убийца он, то я косвенно повинен еще в одной смерти – третьей за эту бесконечную ночь… Радамес, спасите меня – скажите, что во всем виноваты другие!

– Пока неизвестно… – Капитан удрученно пожимает плечами. – Вполне вероятно, это был Настоат, но доказательств у нас нет. Хотя возможно и противоположное – судя по всему, где-то еще один труп, слишком много чужой крови! Есть подозрение, что прикончили и Настоата…

Ну нет! Йакиак не мог убить само воплощение смерти! Это противоречит здравому смыслу… Да и зачем? Он трус, слабак – но не маньяк же… И притом – как бы он справился с Настоатом? А значит, и Иненну зарезал не он – наверное, сидит сейчас на конспиративной квартире, чай попивает. Провидение, если ты существуешь – прошу, умоляю, сделай так, чтобы Йакиак не был убийцей!

Тяжело дыша, Дункан понемногу приходит в себя. Не обращаясь ни к кому конкретно, он в забытьи повторяет:

– Я отомщу. Отомщу! Всем, каждому, кто причастен к убийствам. Курфюрста, Иненны и Лисаветта. Это – звенья одной цепи. Заговорщики везде. Я чувствую! Я знаю!

Ты совсем спятил, слетел с катушек? Или снова играешь? Если второе, то есть ли предел твоей низости и лукавству? Даже я до такого не опускался!

И вдруг, словно выйдя из образа, он вновь начинает свистеть. Тихо, трагически, многозначно – но, черт возьми, свистеть! И ничего, что здесь два трупа, а там, у Моста, бездыханное тело Иненны… Его любимой, милой, такой красивой и несчастной Иненны…

Притворно вытирая глаза, Дункан озирается, а внутри его, в душе – клянусь, я слышу и ужасаюсь! – по-прежнему играет эта чертова легкомысленная серенада.

– Господа, надо жить дальше! Впереди – великие свершения. Отныне я Курфюрст, и прошу всех вернуться к несению службы. Немедленно приступайте к подготовке коронации – междуцарствие не стоит затягивать!

Радамес смотрит на меня, едва ли не плача. Бедный мальчик! Сегодня ты узрел ее: границу, отделяющую небытие от человечности и Человека. За ней начинается тьма, безмолвие, бездна, зияющая пропасть страдания и гибели духа.

Однако не думай, что воцарение Дункана было случайным – нет, это закономерное наказание за все предшествующие злодеяния: первородный грех, казнь Ноэля Майтреа, отпадение от Великого Архитектора, двухтысячелетние бесчинства и преступления курфюрстовой (читай – моей) власти. Все справедливо!