Настоящая история мадам Баттерфляй

Шарплесс и сам точно не знал, в какой момент так влился в японскую жизнь, что, когда его спросили, хочет он остаться на следующий срок или вернуться домой, он без колебаний выбрал первое. Не знал он и в какой момент начал добровольно есть японскую еду, в какой момент она стала казаться ему терпимой, а потом — более легкой и здоровой, нежели американская. Теперь, шесть лет спустя, он с тем же аппетитом уплетал сасими, сырую рыбу и отвратительное блюдо натто из перебродивших соевых бобов, что и любой японец. Говорят, что гайдзина, иностранца, можно считать по-настоящему вписавшимся в японское общество и японскую культуру только тогда, когда он научится получать удовольствие от натто.

— Я привык к здешней жизни и могу только сказать, что Япония, в особенности Нагасаки, со временем западают в душу, — ответил он в последний раз, когда сестра уговаривала его вернуться и наконец-то начать жить по-настоящему.

— Ты с ума сошел, если хочешь остаться в этом богом забытом месте, — причитала Нэнси. — В последний раз прошу, вернись в Америку, здесь столько всего происходит, а ты все пропускаешь!

Наконец даже Нэнси сдалась и признала поражение. Перестала донимать его, и Шарплесс спокойно продолжал жить в Нагасаки.

Однажды сестра даже предложила самой предпринять долгое путешествие в Японию, чтобы увидеть, что держит там брата.

У Шарплесса не было для Нэнси иного ответа, кроме того, что «это место западает в душу».

Он вспоминал тот легкомысленный разговор с сестрой, пока шел на ужин к Тёо-Тёо ровно к семи часам. Японцы не терпят даже минутных опозданий, как не терпят гостей, которые не снимают обувь в гэнкане.

Шарплесс выучил все эти правила этикета в самом начале своей японской службы и никогда не забывал. Последнее время, когда ему не нужно было присутствовать в консульстве или выполнять официальные поручения, он даже предпочитал удобные просторные юката наглухо застегнутым западным костюмам.

Этим теплым летним вечером он был одет в удобное хлопковое юката, что очень позабавило Тёо-Тёо с Судзуки: американский дипломат, представитель и символ Америки, одетый в юката, сидит в традиционном японском доме за пышным, хотя и экспериментальным американским ужином из стейков, бургеров, запеченного мяса с овощами и непременного яблочного пая!

Шарплесс готовился к жалкому подобию американской еды, ничего другого он не ожидал от японцев с их отвращением к красному мясу и был потрясен увиденным изобилием. Его тронула любовь матери к утраченному ребенку, побудившая эту миниатюрную бывшую гейшу выучить, а потом и начать преподавать английский и даже решиться открыть собственное дело, настоящий американский ресторан для многочисленных американских моряков, которые каждый день прибывали в Нагасаки и тосковали по домашней еде.

Шарплесс знал, что причина, по которой Тёо-Тёо с такой жадностью впитывает английский язык и американскую культуру, заключается в желании найти точки соприкосновения с сыном, теперь американским мальчиком, когда они снова встретятся. Глубоко в душе Шарплесс понимал: Тёо-Тёо никогда не утратит надежды, что однажды Пинкертон вернется к ней. Будет ждать столько, сколько потребуется, с поистине японским терпением.

Она регулярно заходила в порт и частенько сидела на деревянной лавочке, с тоской разглядывая горизонт и рисуя в воображении приближающийся корабль, который везет Дзинсэя с Пинкертоном обратно в Нагасаки.

Накадзима, брачный посредник, раздраженный тем, что она упрямо отказывается выйти замуж и принести ему вознаграждение за посредничество, насмехался над ней:

— Все в городе знают, что мистер Пинкертон никогда к вам не вернется. Последний раз он приезжал с американской женой, поэтому чем скорее вы смиритесь и будете жить дальше, тем лучше для вас.

Его слова разрывали ей сердце, но она все равно оставалась верна мечте и отклоняла все предложения.

— Вдруг я выйду замуж, а Пинкертон с Дзинсэем вернутся в Японию, как мне смотреть им в глаза? — говорила она Судзуки.

Служанка в ответ молчал а, потому что мыслила реалистичнее и вместе с Накадзимой была уверена, что Пинкертон никогда не вернется к Тёо-Тёо. Она была слишком добра, чтобы напомнить хозяйке, что в последний раз он возвращался с женой! Поэтому ее желание хранить верность и целомудренно ждать возвращения американского мужа совершенно необоснованно.

Она знала о частых одиноких хождениях хозяйки в порт, и ей грустно было видеть, как она возвращается удрученная, чтобы потом пойти снова. Но Судзуки знала: Тёо-Тёо верит, что лишь ради этого выжила после совершения дзигай, — и потому ничего ей не говорила.

— Боже, Тёо-Тёо-сан, вам замечательно удались рецепты из кулинарной книги миссис Синклер, — провозгласил Шарплесс, с одобрением поглощая блюдо за блюдом. — Я официально объявляю, что вы обе совершенно готовы открыть здесь, в Нагасаки, американский ресторан!

— Подождите, последнее испытание! — воскликнула Тёо-Тёо и принесла круглое белое блюдо, на котором было не что иное, как классический американский яблочный пай.