Настоящая история мадам Баттерфляй

Дипломат был потрясен произошедшей с Тёо-Тёо переменой. Осунувшаяся и бесцветная, она казалась тенью красавицы с сияющими глазами и подернутыми румянцем щеками, что в пестрых кимоно хлопотала в своем знаменитом ресторане.

— Боже правый, Тёо-Тёо-сан, что с вами случилось?! — не подумав, выпалил Шарплесс и тут же пожалел об этом, когда увидел, как замкнулось ее лицо.

Черт подери, когда же он выучит, что с японцами нельзя разговаривать так напрямик!

— Я тяжело переживаю известие о кончине Пинкертона-сан, — безжизненным голосом прошептала она очевидное, потому что не знала, как еще ответить.

— Не сомневаюсь в этом, Тёо-Тёо-сан, но жизнь, знаете ли, продолжается, — мягко ответил Шарплесс. — Смотрите, может быть, это вас подбодрит, — сказал он, кладя большой коричневый конверт на низкий столик. — Сестра только что прислала мне целую пачку фотографий Кена, которые нашлись среди личных вещей Бенджамина, когда семья перебирала их. Она подумала, что вам захочется их получить.

Впервые за несколько недель Судзуки, которая держалась рядом, готовая оберегать хозяйку, увидела на ее лице тень улыбки, когда Шарплесс стал доставать фотографии из конверта и одну за другой выкладывать их на столе.

Со слабым вздохом Тёо-Тёо потянулась к фотографиям, ее глаза жадно взирали на счастливого мальчика, которому она дала жизнь.

— Он так вырос, — прошептала она, и ее слезы тихо закапали на изображение смеющегося мальчика с взъерошенными волосами и бейсбольной битой в руках в окружении друзей. — А главное, он выглядит счастливым, — добавила она, словно не замечая, что в комнате есть еще кто-то. — Значит, я приняла правильное решение, когда отпустила его в Америку, и, если завтра мне предстоит умереть, я умру с миром. Здесь ему, полукровке, не было бы места.

— Пожалуйста, не говорите так, Тёо-Тёо-сан, — мягко укорила ее Судзуки, не желавшая слышать слов «смерть» и «самоубийство». — Помните, вы всегда говорили мне, что, когда Дзинсэй-тян вырастет, он вернется в Нагасаки в поисках матери? Как вы можете умереть до того, как снова его увидите?

Тёо-Тёо перебрала все фотографии, останавливаясь на тех, что особенно ей приглянулись. На последнем снимке был долговязый подросток в своем первом костюме с галстуком, выступающий в школьном хоре и явно переполненный гордостью.

Прижав фотографию к груди, Тёо-Тёо спросила:

— Можно, я оставлю ее себе, Шарплесс-сан? Кажется, это последняя по времени. Он так вырос!

— Конечно, — ответил Шарплесс, испытывающий облегчение оттого, что к ней вернулся прежний дух. — Вообще-то вы можете оставить все, они — для вас, а мне все равно ни к чему.

— Благодарю вас, Шарплесс-сан, — прошептала Тёо-Тёо, и, пока она собирала драгоценные фотографии и с нежностью складывала их обратно в конверт, к ее щекам медленно вернулись краски. — Это так много для меня значит, вы снова дали мне надежду и напомнили, что мне есть кого ждать. Я не должна забывать о сыне, он скоро станет молодым человеком и вернется в Японию, чтобы найти меня, — продолжала она таким отрешенным голосом, словно снова не замечала присутствующих.

Судзуки никогда не верила, что Пинкертон вернется в Нагасаки, как не верила сейчас и в то, что Дзинсэй отправится в Японию на поиски матери и своих корней. Но если лишь эта надежда поддерживала в Тёо-Тёо желание жить, Судзуки готова была воспользоваться ее иллюзиями.

Тем вечером, к огромному удовольствию Судзуки, Тёо-Тёо заговорила о том, чтобы снова открыть ресторан и добавить в меню новые рецепты, которые видела в журнале.

На следующий день они впервые за несколько недель вышли из дома, чтобы купить мяса, рыбы и других ингредиентов, и на обратном пути зашли повесить объявление: «Всем нашим постоянным гостям! Мы открываемся в пятницу!»

Если Тёо-Тёо и переживала, что о ресторане все забыли, то ее обнадежили двое молодых розовощеких американских моряков, которые, едва заметив вывеску, поспешили к ней.

— Вы открываетесь? Отлично! — сказал один. — Мы каждый вечер ходим сюда проверить. Вы даже не представляете, как мы скучаем по ресторану, ведь мы ни разу, когда бы ни заходили в Нагасаки, не видели другого места, где подавали бы американскую еду.

Тёо-Тёо улыбнулась им и ответила:

— Да, мы открываемся в пятницу, пожалуйста, заходите!

— Непременно зайдем! — с энтузиазмом отвечали они.

Сердце Бабочки пело: эти моряки напомнили ей сына, и однажды в ее ресторан зайдет другой молодой человек, это будет Дзинсэй!

Завтра она должна вернуться к уходу за садом и вырвать все сорняки, которые задушили розовые кусты, выросшие из семян, привезенных в Нагасаки Пинкертоном.

— Скоро в наш американский сад вернутся бабочки, — сказала она Судзуки на следующий день, когда они приступили к делу: стали выдергивать сорняки и приводить в порядок клумбы. — Даже им не нравится видеть некрасивые, запущенные розовые кусты.

И действительно, уже через несколько недель аккуратно постриженные розовые кусты расцвели, и пышностью красок с ними могли сравниться лишь вновь вернувшиеся бабочки.