Настоящая ложь

– Моя мама бросила отца, когда узнала, чем он занимался. Сейчас она живет у сестры и ездит на работу из Нью-Джерси. Большие деньги все исковеркали, и теперь вокруг нашей семьи вьются адвокаты по бракоразводным и уголовным делам и тучи посредников. Тьфу.

– Мне очень жаль.

– Это просто отвратительно. Брат моего отца оказался отъявленным расистом. Ты не поверишь, что полилось из его рта, когда речь зашла о разводе. Моя мать, понятное дело, тоже брызжет ядом. Имеет полное право, конечно, но на то, чтобы поговорить с ней даже по телефону, никаких нервов не хватит. Я не думаю, что можно вернуть все назад.

– И что ты будешь делать?

– Как всегда, бродить по свету. Мой друг готов отправиться в путь через пару недель, и тогда мы двинемся с рюкзаком за спиной через Таиланд, Камбоджу и Вьетнам, как и планировали. Оттуда рванем в Гонконг и навестим мою бабушку на Филиппинах. – Он снова взял Джул за руку и нежно провел пальцем по ее ладони. – Ты не носишь свои кольца. – На ее ногтях поблескивал бледно-розовый лак.

– Только одно. – Джул показала ему другую руку, с нефритовой змейкой на пальце. – Все остальные принадлежали моей подруге. Я лишь брала у нее поносить.

– Я думал, они твои.

– Нет. Да. Нет. – Джул вздохнула.

– Так все-таки – да или нет?

– Моя подруга не так давно покончила с собой. Мы поссорились, и она умерла, затаив на меня обиду. – Джул говорила правду и в то же время лгала. От близости Паоло у нее путались мысли. Она знала, что больше не стоит с ним разговаривать. И чувствовала, что истории, которые она сочинила для себя и окружающих, громоздятся друг на друга, переплетаются, меняя оттенки. Она уже с трудом разбиралась в этой путанице и не могла сказать, что имеет в виду.

Паоло сжал ее руку.

– Я сожалею.

– Скажи мне, – воскликнула вдруг она, – если человек совершает что-то ужасное, он и сам зло?

– Что?

– По-твоему, человек – то же самое, что и его поступки? Если они плохие, значит, и человек тоже плохой?

– Ты хочешь знать, попадет ли твоя подруга в ад из-за того, что совершила самоубийство?

– Нет. – Джул говорила о другом. – Я не об этом. Действительно ли наши худшие поступки определяют нашу сущность при жизни? Или все-таки люди лучше, чем самое большое зло, которое они совершают?

Паоло задумался.

– Ладно, возьмем того же Леонта[42] из «Зимней сказки». Он пытался отравить друга, заточил свою жену в тюрьму, бросил собственного ребенка в глуши. Выходит, он – исчадие ада. Верно?

– Верно.

– Ну, а в конце? Ты видела эту пьесу раньше?

– Нет.

– В финале он раскаивается. Искренне сожалеет обо всем, и этого достаточно. Его прощают. Шекспир позволяет Леонту получить отпущение грехов, несмотря на совершенные им злодейства.

Джул хотелось выложить Паоло всю правду.

Она хотела открыть ему свое прошлое во всей его уродливости и красоте, отваге и сложности. Возможно, тогда бы она получила искупление.

Но беда в том, что она не могла выдавить из себя ни слова.

– О-о-о-о, – протянул Паоло. – Мы ведь говорим не о пьесе, я правильно понял?

Джул покачала головой.

– Я не сержусь на тебя, Имоджен, – сказал Паоло. – Я без ума от тебя. – Он протянул руку и коснулся ее щеки. Потом провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе. – Я уверен, что твоя подруга тоже на тебя не сердится, что бы между вами ни случилось, когда она была жива. Ты – лучшая, тебе нет равных. Поверь, я знаю, что говорю.

Подошла их очередь.

– Две чашки чая, – сказала Джул даме за прилавком. Ее глаза увлажнились, хотя она не плакала. Еще не хватало поддаться эмоциям перед ним.

– Такие разговоры лучше вести за ужином, – проговорил Паоло, расплачиваясь за чай. – Не хочешь поужинать после спектакля? Или поесть бейглы? Я знаю паб, в котором подают настоящие нью-йоркские бейглы.

Джул знала, что должна сказать «нет», но кивнула головой.

– Значит, бейглы. А сейчас давай поговорим о чем-то более веселом, – предложил парень, когда они несли свой чай в бумажных стаканчиках к стойке с молоком и кофейными ложками. – Я кладу две ложки сахара и наливаю тонну сливок. А ты как пьешь?

– С лимоном, – ответила Джул. – Мне нужно четыре дольки.

– Итак, о чем-то приятном, чтобы отвлечься, – продолжил Паоло, когда они подошли к столику. – Может, обо мне?

– Думаю, никто не сможет тебя остановить.

Он рассмеялся.

– Когда мне было восемь лет, я сломал лодыжку, спрыгнув с крыши автомобиля моего дяди. А еще у меня была собака по кличке Твистер и хомячок Святой Георгий. Мальчишкой я мечтал стать детективом. Однажды я переел вишни, и меня стошнило. И я ни с кем не встречался с тех пор, как ты запретила звонить тебе.

Она невольно улыбнулась.

– Обманщик.

– Ни с одной женщиной. Сегодня я здесь с Арти Тэтчером.

– Другом твоего отца?

– Я остановился у него. Он сказал, что если я не побывал в Королевском Шекспировском театре, Лондона, считай, не видел. А ты?

Джул вернулась к действительности.

Она была здесь с Форрестом.

Какую непростительную глупость она совершила, позволив Паоло помешать ее бегству.