Настоящая ложь

– Только не говори, что у тебя куча дел. Мы будем бомбить Имми эсэмэсками и заставим ее вернуться к нам. Там хоть есть телефонная связь, в этом Мумбаи? Ну, если нет, будем связываться по электронке. Приезжай, найдешь меня в этом гадюшнике, – сказала Брук. – Только надо договориться о времени посещения. Я скину тебе эсэмэской номер телефона.

Джул хотелось увидеть все на свете. В Академии наук она еще не побывала. К тому же ей не терпелось узнать, что известно Брук о жизни Имоджен после Мартас-Винъярда. Поэтому она, не раздумывая, прыгнула в такси.

Академия представляла собой музей естественной истории, полный костей динозавров и чучел.

– Мне назначено на два часа, – сказала Джул администратору отдела герпетологии.

– Ваши документы, пожалуйста.

Джул показала ему студенческий билет Вассара, и ее пропустили.

– В нашей экспозиции более трехсот тысяч образцов из ста шестидесяти шести стран мира, – сказал он. – Хорошего дня.

Коллекция экспонатов размещалась в нескольких залах. Своей атмосферой помещение напоминало нечто среднее между библиотекой и складом. На полках стояли стеклянные бутылки с заспиртованными змеями, ящерицами, жабами и совсем уж экзотическими существами, не известными Джул. Все они были тщательно промаркированы.

Джул знала, что ее ждет Брук, но так и не отправила ей сообщение о том, что приехала. Вместо этого девушка медленно бродила между рядами полок, неслышно ступая по полу.

Она запомнила названия большинства увиденных рептилий. Xenopus leivis, африканская шпорцевая лягушка. Crotalus cerastes, гремучник. Crotalus ruber

, красный гремучник. В памяти сохранились названия гадюк, саламандр, редких лягушек, крошечных змеек, обитающих лишь на далеких островах.

Гадюки, свернувшиеся кольцами, болтались в темной жидкости. Джул прикасалась пальцами к их ядовитым ртам и чувствовала, как ее пронизывает страх.

Она повернула за угол и увидела Брук, которая сидела на полу в проходе, разглядывая крупную желтую лягушку в банке на нижней полке.

– Жду тебя целую вечность, – проворчала Брук.

– Я залюбовалась змеями, – сказала Джул. – Вот это мощь.

– Какая там мощь. Они же мертвые, – фыркнула Брук. – Лежат себе, свернувшись, в бутылках, и никто их не любит. Боже, только представь себе эту унылую картину, если после твоей смерти родственники зальют тебя формальдегидом и сохранят в гигантской банке?

– У них внутри яд, – продолжала Джул, думая о гадюках. – Некоторые змеи способны убивать животное в тридцать раз крупнее их самих. Ты не думала о том, как это здорово, иметь такое оружие внутри себя?

– Они чертовски омерзительны, – взрогнула Брук. – И не стоят того. Как бы то ни было, меня уже тошнит от этих гадов. Пойдем выпьем эспрессо.

В снэк-баре подавали обжигающий горький кофе в крошечных чашках и итальянское мороженое. Брук посоветовала Джул заказать ванильное, и они аккуратно вылили приготовленный эспрессо на мороженое.

– У этого десерта есть название, – сказала Брук, – но когда мы ездили в Италию, я не удосужилась его запомнить. Нам так подавали мороженое в маленьком ресторанчике на какой-то площади. Моя мать все пыталась рассказать мне историю площади, а отец талдычил: «Практикуйся в итальянском!» Нас с сестрой это утомляло до чертиков. Всю дорогу мы закатывали глаза, но, как только дело доходило до еды, тут нас прорывало. Ты была в Италии? У итальянцев паста – это нечто, за пределами моего понимания, говорю тебе. Ее надо объявить вне закона. – Она подняла вазочку с мороженым и выпила из нее остатки кофе. – Я иду к тебе ужинать, – неожиданно заявила она.

Джул не стала возражать, потому что они еще не поговорили об Имоджен.

Они купили колбасу, пасту и красный соус. У Брук в багажнике машины нашлась бутылка вина. Пока Брук бродила по квартире, Джул спешно убрала в ящик комода стопку счетов и квитанций, перевернув их лицом вниз, и спрятала под подушку бумажник.

– Клёвое местечко. – Брук пробежалась пальцами по подушкам-ежикам и стеклянным вазочкам, набитым красивыми шариками и стразами. Она оглядела узорчатую скатерть, красные кухонные шкафы, декоративные статуэтки и книги, которые принадлежали прежнему жильцу. Потом достала с полки кастрюлю и наполнила ее водой для пасты. – Нужно поставить елку, – размышляла она. – Хотя, постой, ты иудейка? Нет, ты не иудейка.

– У меня нет веры.

– У каждого есть какая-то вера.

– Нет.

– Не придуривайся, Джул. Вот я, например, пенсильванская немка[54] по маме и ирландская католичка и кубинка по отцу. Это не значит, что я христианка, но каждый год я возвращаюсь домой в канун Рождества и делаю вид, будто тащусь от полуночной мессы. А ты?

– Я не праздную Рождество. – Джул надеялась, что Брук все же заткнется. Она была не готова к таким расспросам. Ее легенда ограничивалась героической историей происхождения, других мифов она пока не придумала.

– Как грустно, – сказала Брук, открывая бутылку вина. – Ладно, рассказывай про Имми.