Настоящая ложь

В купальнике Имми она с головой погрузилась в волну и вынырнула с ощущением беспредельного счастья. В такой сверкающий день оставалось только благодарить судьбу за возможность стоять в океане, глядя на горизонт, подставляя лицо жгуче-соленым брызгам воды. Форрест и Имми почти не разговаривали, лишь покачивались на волнах с криками и смехом. Когда одолевала усталость, они вставали на цыпочки, нащупывая дно, и слегка подпрыгивали, отдаваясь на милость волнам. «Вон, идет большая». «Нет, за ней еще больше. Там, видишь?» «О, черт, я чуть не умерла, но это было потрясающе».

Когда все трое едва не посинели и дрожали от холода, они вернулись на одеяло Имоджен, и Джул оказалась посередине. Форрест лежал с одной стороны, завернувшись в полотенце с морским рисунком, а Имоджен – с другой стороны, лицом к солнцу, покрытая капельками воды.

– Куда ты уехала из Гринбрайара? – спросила Имоджен.

– После того, как меня вышвырнули оттуда, – сказала Джул, – мы с тетей уехали из Нью-Йорка.

– Тебя не вышвырнули, – радостно произнесла Имоджен. Форрест отложил журнал.

– Еще как вышвырнули. – Парочка явно заинтересовалась. – За проституцию, – добавила Джул.

Лицо Имоджен потемнело.

– Шучу. У меня такой юмор.

Имоджен засмеялась, глухо и медленно, прикрывая рот рукой.

– Тина… как ее там… любила поиздеваться надо мной в раздевалке. Ну, и вообще говорила кучу гадостей, – рассказала Джул. – Мое терпение лопнуло, и я ударила ее головой о кирпичную стену. Все кончилось тем, что пришлось накладывать ей швы.

– Тина… это та, что с кудряшками? Высокая? – спросила Имоджен.

– Нет. Коротышка, которая ходила за дылдой хвостом.

– Что-то я не могу ее вспомнить.

– И к лучшему.

– Так ты долбанула ее головой об стену?

Джул кивнула.

– Я драчун. Можно назвать это талантом.

– Драчун? – переспросил Форрест.

– Боец, – гордо произнесла Джул. – Не для забавы, но… вы понимаете. Самооборона. Борьба со злом. Защита Готэм-Сити[67].

– Не могу поверить, что никогда не слышала о том, как ты отправила кого-то на больничную койку, – сказала Имоджен.

– Они замяли это дело. Тина не хотела пересудов. Тогда пришлось бы рассказывать, что она делала со мной до того, как я смогла ее остановить. Ну, и репутация Гринбрайара пострадала бы. Еще бы, девочки дерутся. К тому же на носу был зимний концерт. Когда приходят все родители. Мне разрешили спеть, прежде чем выгнали из школы. Помнишь? Солировала та девчонка, Каравэй.

– О, да. Пейтон Каравэй.

– Мы исполняли песню Гершвина.

– И «Рудольфа»[68], – подсказала Имоджен. – Мы считали себя слишком взрослыми для «Рудольфа». Выглядело смешно и нелепо.

– Ты была в синем бархатном платье с вытачками спереди.

Имоджен закрыла руками глаза.

– Не могу поверить, что ты помнишь то платье! Моя мама всегда заставляла меня надевать такие платья на праздники, а ведь мы даже не отмечаем Рождество. Наряжала меня как куклу «Американская девушка»[69].

Форрест тронул Джул за плечо.

– Должно быть, ты осенью начинаешь учебу в колледже.

– На самом деле я окончила школу раньше. Так что я уже год как студентка.

– Где?

– В Стэнфорде.

– Ты знаешь Элли Торнберри? – спросила Имоджен. – Она тоже там учится.

– Не думаю.

– А Уолкера Д’Анджело? – спросил Форрест. – Он аспирант на кафедре истории искусств.

– Форрест уже отстрелялся с учебой и получил диплом, – объяснила Имоджен. – Но для меня колледж был как чертоги ада, так что я решила закончить с этим.

– Ты толком и не пыталась, – сказал Форрест.

– Говоришь как мой отец.

– О, какие мы обидчивые.

Имми надела темные очки.

– Форрест пишет роман.

– Что за роман? – оживилась Джул.

– Немного от Сэмюэла Беккета[70] вперемежку с Хантером Томпсоном[71], – сказал Форрест. – И я большой поклонник Пинчона[72], так что он влияет на мое творчество.

– Удачи, – пожелала ему Джул.

– О, а ты и в самом деле драчун, – сказал Форрест. – Знаешь, Имоджен, она мне все больше нравится.

– Ему нравятся стервы, – усмехнулась Имоджен. – Это одно из немногих его привлекательных качеств.

– А он нравится нам? – съязвила Джул.

– Мы терпим его за смазливую внешность, – ответила Имми.

Все дружно проголодались и отправились в торговые ряды у маяка Аквина, где было полно закусочных на колесах. Форрест заказал три бумажных пакетика жареной картошки.

Имми широко улыбнулась парню за прилавком:

– Вы будете смеяться, но мне нужно четыре ломтика лимона для «Снэпл»[73]. Я тащусь от лимона. Можете оказать мне такую любезность?

Продавец удивился:

– Лимон?

– Четыре ломтика, – повторила Имми. Она оперлась локтями о прилавок и подалась вперед, заглядывая ему в лицо.

– Конечно, – сказал он.

– Вы смеетесь надо мной, – поддразнила она.

– Я не смеюсь.

– Вы смеетесь про себя.

– Нет. – Он уже нарезал лимон и подтолкнул к ней через прилавок красно-белый бумажный стаканчик.

– Ну, тогда спасибо, что так серьезно отнеслись к моим лимонам, – сказала Имоджен. Она взяла один ломтик и засунула его в рот, надкусывая и смакуя сочную мякоть. – Для лимонов очень важно уважение. От этого они чувствуют себя особо ценными фруктами, – произнесла она с набитым цедрой ртом.