Пароход попался скверный. Скверной была и еда, к тому же было очень жарко. Минаев сильно устал в Индии, а впереди намечались не менее занятые недели. Приходилось общаться с подозрительными англичанами, преимущественно колониальными чиновниками, антирусские настроения среди которых были в то время чрезвычайно сильны: Англия вела тяжелую войну в Афганистане, вблизи от южных границ России, в Индии же была распространена почти религиозная надежда на Белого царя, который придет на помощи Индии и освободит ее от англичан. Вместе с тем вряд ли можно было рассчитывать на доверие только что утративших независимость бирманцев к европейцу.
И Минаев на пути к Рангуну записывает в дневнике: «Общество на пароходе очень вульгарное: какие-то странствующие актеры, отправляющиеся в Рангун. Тоже цивилизаторы! Им место в стране, преданной грабежу и разбою».
Минаев еще не видел Бирмы, но он много времени провел в Индии и имел возможность повидать британский колониализм в действии.
В дневниках Минаева нет обычного для туриста вступления, говорящего о первом знакомстве с чудесной и экзотической страной. Минаев ступил на рангунский берег, зная, что он увидит, с готовым планом путешествия. И потому первая же запись в дневнике о Бирме поражает своей лаконичностью и даже обыденностью. Она схожа с записью в корабельном журнале. Только вместо слов: «Во столько-то прошли траверс маяка…» — там написано: «Часов в шесть показались берега Иравади и завиделись верхушки пагод Рангунской и Сириамской».
Однако за лаконичностью скрывалось жгучее желание как можно скорее начать знакомство с Бирмой. Ведь пароход пришел в Рангун днем, после этого надо было еще устроиться в гостинице, переодеться. И вот запись того же дня: «Ездил в Шве Датой с двумя спутниками по пароходу». До пагоды Шведагон от порта километров пятнадцать. Значит, первый же день не пропал даром.
И еще одна запись, датированная днем приезда: «У Минхла — сегодня в отеле рассказывали — мадрасские солдаты не хотели сражаться. Этим объясняется большая потеря в офицерах. Ждут голода. Рис порезали.
Объявлено от полиции, туземцам запрещено без фонарей выходить после 9 часов из дому».
Последняя тема первого дня — тема английской колонизации — будет возвращаться в дневник почти ежедневно. И все резче день ото дня будет русский ученый комментировать происходящие вокруг события.
Два следующих дня ушли на визиты к английским ученым и тем журналистам и чиновникам, к которым Минаев запасся рекомендательными письмами.
Появление русского профессора в Рангуне было местной сенсацией. Светило английской науки Форхаммер, монополист по части бирманских древностей, демонстрировал профессору редчайшие находки. Ими оказались надписи из Аракана — одна из них, по словам Форхаммера, очень древняя.
— Обратите внимание, господин Минаефф, — Форхаммер говорил с сильным немецким акцентом, — надпись времен великого императора Ашоки, третий век до нашей эры. Вскоре расшифрую, ибо, кроме меня, здесь не найдется настоящего палеографа.
Минаев поднес к глазам фотографию. Фотография была дрянной, любительской. Короткий текст читался легко: «Да будет возвещен этот закон».
— Да, — вежливо согласился гость. Эта письменность называется кутила — ближе к десятому веку нашей эры.
Русский профессор говорил, не отрывая глаз от фотографии: не хотел улыбаться.
Форхаммер же улыбнулся. Не очень весело. Взял фотографию, забросил ее подальше, на стол, и начал, говорить о том, как легко достать в Бирме рукописи: они никому не нужны, монахи сами в них ничего не понимают. Сейчас самое время вывозить редкости из Бирмы. Но в Мандалай ехать не следует: дакойты, разбойники, очень опасны. Не сегодня-завтра их уничтожат и тогда…
А на следующий день, когда Минаеву понадобилось снова побывать у главного археолога, жена Форхаммера встретила гостя в холле и сказала: «Муж очень занят, не может принять».
Форхаммер стоял за дверью, тяжело дышал. Было жарко, Минаев с утра носился с визитами по городу, пытаясь выехать на север Бирмы.
— Какого черта! — сказал плохо воспитанный русский медведь.
— Ах! — сказала госпожа Форхаммер.
Форхаммер выскочил из-за двери. Был он в белом костюме для тенниса.
— Я так виноват перед вами, — сказал он, пряча глаза. — Но мне было неловко показаться перед вами в таком наряде.
«Интересного разговора не было, — доверился Минаев дневнику. — Он глуп».
В Рангуне Минаев встречается с миссионерами, учителями. Разговор неизбежно вскоре покидает строгую стезю изучения древностей и перекочевывает на более животрепещущие вопросы. И главный из них: кто же такие эти дакойты? Разбойники? Если так, то откуда они взялись? Где были раньше?
Директор колледжа Жильберт уверял Минаева, что дакойты и не разбойники, и не патриоты. Дакойты — это те, кто прежде жил щедротами бирманских королей, когда же по милости англичан источник благ иссяк, они пошли добывать средства к жизни.