Настоящая радуга

Старый миссионер Маркс (личность в истории Бирмы прелюбопытная, воспитатель последнего короля Бирмы, Тибо) с Жильбертом не был согласен. Он лучше знал страну, понимал, что от щедрот бирманских королей кормились придворные, но не десятки тысяч людей, взявших оружие. Но бирманцев он не любил, несмотря на профессиональное христианское смирение.

— Дакойты созданы англичанами, — отвечал он, не уточняя, кто же они такие. — Их нераспорядительностью, отсутствием всякой определенности в политике относительно Бирмы… Распустили войско и наполовину обезоружили его. У этого сброда нет никаких средств к жизни; разбойники по природе, они взялись за грабеж, как за самое легкое ремесло.

— Ну, а остальные бирманцы, как они относятся к дакойтам? — спрашивал гость.

— Бирманцы сами в грабежах не принимают участия, но не знают, что с ними будет, и потому боятся перейти на сторону англичан.

— А монахи?

— Монахи — вопрос особый. Они не патриоты, нет, но темные личности, напялившие желтые тоги. Вообще надо вести себя жестче.

Старый миссионер, знавший всех и вся при бирманском дворе, относился к крупнейшим авторитетам. Но если Форхаммер был главным в науке, то Маркса считали авторитетом в религии.

Минаев слушал его, слушал и заключил: «Маркс и наивго уверен, что он, подкапываясь под буддизм, готовит почву христианству».

За благообразной седой бородой скрывался шпион во славу божию.

— Я не миссионер, — сказал он на прощание Минцеву. — Моя работа подземная.

Прошло всего три дня в Рангуне. На третий день Минаев побывал в буддийском монастыре, в монастырской школе. Разговаривал с бирманцами. Вечером в гостинице открыл настежь окна, чтобы свежий вечерний январский воздух развеял сон: ведь он с пяти утра на ногах и все по этой жаре, а уже темно, скоро полночь, но надо заполнить несколько страниц дневника.

Прежде всего надо написать о дакойтах. Уже не со слов миссионеров и чиновников, а то, что сам думаешь о них, то, что тебе рассказали бирманцы. Никто до Минаева не разговаривал с самими бирманцами. Их мнение либо не интересовало приезжих, либо просто не было общего языка. На каком языке прикажете говорить с буддийским монахом? Минаев говорил на пали — священном языке буддизма.

«Туземцы о дакойтах думают иначе, — записывает Минаев. — По их мнению, во главе движения стоят претенденты на престол… Среди дакойтов не все разбойники, есть и патриоты. Далеко не все желают присоединения к Британской империи. Люди верующие не желают присоединения, потому что думают, что буддизму пришел конец. И они, конечно, правы. Туземцы в Северной Бирме вовсе не завидуют положению индийцев. А с присоединением им грозит та же участь».

Записано главное, теперь можно приниматься за описание школы, монастыря, отпускать довольно едкие реплики в адрес миссионеров — каждая встреча все более открывала этих в общем недалеких и зачастую злых людей проницательному русскому профессору. И он вспоминает о том, как Маркс заставлял бирманских учеников в своей миссионерской школе распевать молитву о даровании победы британскому оружию. Да, это и есть подземная работа миссионера.

«Буддизм здесь в агонии, — писал Минаев. — Он борется сильно, но теряет под собой почву. С христианством он мог бы еще мирно ужиться, но его добьет западная культура и неверие». Сегодня мы знаем, что буддизм в Бирме выжил, выдержал наступление христианства. Но тогда, в только что рухнувшей Бирме среди бравых офицеров и говорливых миссионеров, Минаев ощущал реальную угрозу бирманской самобытности, бирманской культуре…

Нет, придется тушить свет, завтра вставать с рассветом.

3

Минаев привык к неспешным индийским поездам. Точно таким же, как и тот, что на пятый день пребывания в Бирме повез его под вечер на север, в Пром — древний бирманский город, некогда столицу, уже более тридцати лет находившийся под властью англичан.

Профессора никто не провожал. Носильщик отнес его чемодан в купе первого класса. Носильщик был индийцем; индийцами были и чиновники на железной дороге, машинисты, кондукторы и даже полицейский. Железная дорога принадлежала к тому миру, что вторгся в Бирму вместе с англичанами: своей железной дороги бирманцы построить так и не успели. И то, что англичане рассматривали покоренную Бирму как провинцию Британской Индии, накладывало отпечаток на социальный состав колонии: индийцы в новой иерархии занимали место не только рядом с бирманцами, но зачастую и выше их. Уровень жизни в Индии был в основном ниже, чем в Бирме, поэтому из Индии приезжали как те, кто хотел и мог, пользуясь налаженными связями с англичанами, поживиться за счет бирманцев, — купцы, помещики, ростовщики, так и те, кто надеялся избавиться от постоянного голода и даже скопить немного денег для семьи, оставшейся дома, — кули, рабочие, батраки. Индийское население в Нижней Бирме непрерывно росло, и по мере того как индийцев становилось больше, росла и рознь между ними и бирманцами, которые часто связывали индийцев, даже самых бедных и бесправных, с английскими господами.