Читаем Настоящий джентльмен. Часть 1 полностью

Итак, на технических переводах я овладел диктофоном, на курсах научился печатать всеми десятью перстами. Эти навыки я начал применять при написании своих передач. Главное преимущество этой системы в том, что текст рождается в голосе, в звуке и только потом он проходит реинкарнацию на бумаге. Например, в сценарии появлялись ремарки: «кашляет», «поет», «смеется», «запинается». Текст, рожденный речью, сохранял ритм, упругость, не позволял растекаться в длинные книжные обороты.

Меж тем живот у меня болел по-прежнему, как и до отъезда из Отечества. Карен водила меня к разным альтернативным врачам: китайским иглоукалывателям, массажистам японского «рэйки» для балансировки энергии «ки», специалистам по «су-джок», прижигающим полынью, к докторам Аюрведы. Неоднократно бывал у остеопатов.

Иной человек, особенно если он ходил в турецкую баню и попадал в руки толстого волосатого мужчины, делавшего ему пенный хамам с хождением по спине, загибанием рук за спину и так далее, — такой человек по простоте своих представлений может назвать остеопата «костоправом». По сути это, быть может, и верно, однако британского остеопата от турецкого банщика отличают четыре года обучения в очном колледже и ученая степень бакалавра или магистра. В кабинете у остеопата обычно висит полная модель скелета человека, кругом идеальная чистота, тихо, немного прохладно. Массажный стол для каждого пациента застилают свежей простыней, обычно — бумажной.

Ложась на живот, свое лицо пациент помещает в овальное отверстие в столе. Когда после манипуляции мои суставы и позвонки с дробным хрустом вставали на место, у меня появлялась такое облегчение, что я начинал беспричинно хихикать.

Остеопатия появилась в Америке. Врач Эндрю Стилл после смерти родных разочаровался в официальной медицине и в 1874 году разработал систему лечения, как он сам говорил — «не болезни, а больного». Официальная медицина приняла это начинание в штыки. Одним из ранних пациентов, лечившихся у остеопатов, был писатель Марк Твен. Сохранились его записки о том, как это ему помогало. Выступая на ассамблее штата Нью-Йорк, Марк Твен тогда сказал: «Просить мнение врача об остеопатии — всё равно, что спрашивать Сатану о христианстве».

За несколько месяцев до моего «дня Свободы» Карен привела меня к волшебному французскому доктору: он диагностировал небольшим маятником, который держал в руке. Когда эта система улавливала какой-то симптом, маятник менял плоскость качания. Кроме того, monsieur le docteur умел видеть и читать ауру человека. Он тогда и сказал, что у меня закрыты две чакры и что я делаю что-то против собственного желания, заставляю себя, что проявляется в коричневатых тонах моего свечения.

Действительно, после многих лет работы в свободном режиме — а музыкант работает не по расписанию — хождение в присутствие с десяти до шести меня сильно ломало.

Любопытно, что к французу я больше не ходил, о переменах в своей жизни ничего не рассказывал, но он сам позвонил месяца через три после моего ухода с Би-би-си и сказал, что чакры у меня открылись. Об этой истории я много лет помалкивал, не то меня тут же записали бы в шаманисты.

Я вернулся в меловые карьеры Рикмансуорта. Теперь я приезжал на площадку со спокойной душой, поскольку конфликт между работой и халтурой наконец разрешился — в пользу халтуры. Надо мной уже не довлела рабочая рота, летучки, необходимость отпрашиваться.

Мы договорились с Русской службой, что я, теперь уже как внештатник, оставляю за собой свою рок-программу. Из отдела исполнителей и авторских прав сообщили, что работают над составлением контракта, и спросили, кто мой менеджер, импресарио или агент. Действительно — не может же артист, каковым я теперь автоматически становился, сам вести переговоры о своем гонораре! Так делать не принято, в Англии это неприлично.

Карен по моей просьбе обратилась к своим агентам, и они согласились меня представлять. Поскольку им не нужно было делать всю работу — рассылать потенциальным клиентам кассеты с записями голоса, принимать заказы, производить расчеты и так далее, — агентство согласилось на единовременную выплату их комиссии. Помню, взяли немного.

Все мои контракты с Би-би-си за последующие тридцать лет, обновляемые ежегодно, я складывал в отдельную папочку и теперь, работая над книгой, для восстановления событий заглянул в нее, на самое дно, и увидел подзабытое имя своего агента: Pauline O’Brien, 23 Laburnum Grove, London. Контракты, оказывается, тоже не горят.

Тем временем в нашем концлагере творились настоящие зверства. Был побег, как прописано в сценарии, беглецов застрелили и с воспитательной целью повесили их вверх ногами на плацу [14].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное