Настоящий джентльмен. Часть 1

Перед собравшимся зеками под проливным дождем комендант лагеря произнес прочувствованную речь, полную любви к социалистической Родине и ее справедливым законам. Речь на русском была импровизированная, исполнял ее мой приятель и коллега Гена Покрасс. Актерские способности Гены я приметил давно. Мы познакомились на Би-би-си. Я был из Ленинграда, Гена из Москвы, но в Буш-хаусе нас сразу объединило общее прошлое. Море и флот.

Морскую дружбу сухопутному человеку не объяснишь, а моряку ее и объяснять не нужно. Как говорил Гена в трудных случаях — «все пропьем, но флот не опозорим!»

Был он неукротимым оптимистом и умел видеть смешное во всем. Помню рассказы Гены о том, как перед отъездом из Союза он подрабатывал «литературной поденщиной». Писал автобиографии военным чинам в отставке, сочинял их жизнеописание от первого лица.

Одна такая книжка для генерала от авиации была названа по-советски помпезно — «Идти с набором высоты!» Мы придумали жест — ладонь правой руки, как самолет, идет вверх, набирая высоту, и приветствовали этим жестом друг друга, встречаясь в полутемных коридорах.

Гена был страстным любителем и большим знатоком русской грамматики. Всякие ошибки текста или речи, которые иной раз допускали коллеги, его очень задевали, особенно неправильные ударения.

К изучению английского он подходил с такой же педантичной скрупулезностью. В нагрудном кармане пиджака у него всегда лежали карточки с идиоматическими выражениями, которые он непременно повторял в поезде по дороге на работу и домой. За разъяснением непонятного мог иногда обратиться к какой-нибудь симпатичной попутчице в вагоне. Но все это, как говорится, было до свадьбы, до приезда в Лондон супруги Гали и сына Миши.

У Гены была безупречная дикция и красивый сочный баритон. Мы с ним однажды сделали хулиганский проект, Гена великолепно зачитал на ленту неприличную поэму Баркова про Луку Мудищева, а я положил это на драматическую музыку Римского-Корсакова, «Ночь на Лысой горе».

И вот теперь он — по-моему, блестяще — играл роль начальника лагеря. Зэки сыграли над ним злую шутку, столкнули его в открытый сортир. Я стоял рядом с режиссером. На лице Гены в этот момент одновременно отразились возмущение, гнев, растерянность и унижение. Эту сцену я не забуду никогда. К сожалению, эпизод этот вырезали, но своей памятью я поделился с вами, и она теперь не умрет.

Гена писал рассказы, пьесы, даже как-то замахнулся на роман. Особенно хорошо ему удавались диалоги. Эту писательскую зоркость и наблюдательность Гена применял и к себе. Для литератора Гены сам Гена был лишь еще одним персонажем.

Я первое время ходил в церковь All Souls рядом со зданием Би-би-си у Оксфорд-стрит. Как-то взял с собой Гену. Когда мы вышли со службы, лицо Гены было покрыто пятнами. Видно было, что в душе его идет какая-то борьба. «Геночка, — спросил я его, — ты что?» — «Бесы, Севочка, — ответил мне Гена, — бесы терзают…»

Русских, а точнее, русскоговорящих в Лондоне тогда было немного. Где взять человека с подходящий внешностью и фактурой для роли, пусть даже эпизодической? Я мысленно коллекционировал всех, даже случайных знакомых. В русской компании меня познакомили с Володей, он сказал, что работает поваром.

Мы тогда шли вечером по Камдену небольшой толпой, в легком подпитии. Володя, выпивший больше других, объявил, что пойдет сейчас в заведение под вывеской «Сауна Массаж». Я много лет проезжал мимо этих заведений на велосипеде, но ни разу не видел, чтобы туда кто-нибудь входил или оттуда выходил. Говорили полушепотом, что там не только сауна и что слово «массаж» тоже следует принимать расширительно.

Душа Володина распалилась, пламя страсти затмило ему рассудок — видно было, что на расходы ему плевать. Так и ушел в ночь, нетвердо ступая.

Потом рассказали, что Володя на следующий день был очень недоволен. «Сделала всё без чувств, — сказал он, — без души, как автомат, да еще взяла 70 фунтов». Полагаю, что за эти деньги Володе надо было торчать у горячей плиты дня полтора, а то и два. Производительность труда разная.

Я вспомнил о Володе, когда нужно было найти человека на роль лагерного охранника. По сценарию зэки на лесоповале поймали рыжую лису и в мешке пронесли её в зону. План был — выпустить ее на вечернем разводе, создать суматоху, неразбериху, для того чтобы помочь группе беглецов спрятаться в товарном вагоне. Лису выпускают. и охранник расстреливает зверька из автомата. Лицо у Володи, отъевшегося на своей кухне, для этого эпизода было таким как надо. Как говорили в наших кругах «морда 9 на 12». Думаю, в дюймах.

И вот настал день съемок. Прибыл дрессировщик с лисой, привезли чучело лисы такой же расцветки для сцены расстрела. Статистов, изображавших зеков, переодели в лохмотья. Гримеры подбелили им лица, чтобы скрыть следы обжорства вкуснейший едой, которую подавали в выездном ресторане три раза в день. Зэков немного помуштровали, чтобы создать на экране подобие лагерного порядка и дисциплины.