Читаем Настоящий джентльмен. Часть 1 полностью

Все это нужно спрятать, поэтому стену заново шпаклюют и красят. Все проводки от зарядов идут к специальному пульту управления. В те годы это была простая доска с гвоздями (она так и называлась — nailboard). Еще один гвоздь замыкал цепь, заставляя заряды срабатывать.

В нашем случае это была не стена, а деревянная опора крыльца, толстый сосновый брус. По правилам дерево нужно было заменить на полиуретан, чтобы при взрыве не летели острые щепки. Этого сделано не было.

Под огнем Дэна Эйкройда, который скакал мимо на полном ходу, мы с напарником по пограничной службе пробегали мимо этого столба. Электрик замкнул контакты на доске с гвоздями, взрыв-патроны сработали, вырвав из деревянного бруса большие острые щепки, одна из которых глубоко впилась мне в верхнюю губу — слава Богу, что не в глаз. Губа вспухла, как после драки. Съемку прекратили, вызвали врача. Случись такое в Англии, озабоченный доктор повез бы меня с щепкой в губе к хирургу, да еще какой-нибудь укол бы сделали на всякий случай. Дня за два или три привели бы в порядок. Но тут пришел молодой веселый варяг, острым скальпелем сделал мне на губе крохотный надрез, вынул щепку, потом сгреб пригоршню чистого снега, слепил из него снежок и дал его мне со словами «прикладывайте к губе, пока не пройдет». Минут через 40 опухоль спала и съемки продолжились.

Фильм вышел, пользовался успехом, при бюджете в 22 миллиона собрал по кассе 77,3 миллиона долларов.

Знакомый прислал мне фотографию из Москвы, где он стоит у большой афиши фильма «Шпионы как мы», на которой сделана приписка большими буквами «С участием Севы Новгородцева». Шутка для посвященных Джона Лэндиса нашла, наконец, своих посвященных.

Боровский

До эмиграции по фиктивному браку Витя Боровский (он не терпел, когда его называли «Виктор») был блестящим молодым профессором в Ленинградской консерватории и театральном институте. Он читал лекции по истории театра и оперы. Эрудиция у него была фантастическая, он мог без подготовки сделать часовой доклад практически на любую тему.

Его как перспективного кадра однажды вызвали в партком.

— Мы хотим оказать вам высокую честь и дать рекомендацию для вступления в партию.

Интеллигенцию брали не часто, по особому выбору. Боровский, вступив в партию, мог бы рассчитывать на крупный карьерный рост. Именно это и предлагала профессору Боровскому Коммунистическая партия Советского Союза.

— Не могу, — сказал Боровский парторгу не задумываясь, почти по-хлестаковски.

— Почему? — изумленно спросил парторг.

— Стыдно! — ответил Боровский и горделиво покинул кабинет.

В другой раз его вызвали на партийную комиссию.

— Вся страна изучает трилогию Леонида Ильича Брежнева, — сказали ему строго, — а вы даже не включили ее в свой учебный план!

— Видите ли, — учтиво ответил Боровский, — я веду курс драматургии. Как только Леонид Ильич напишет пьесу, я с удовольствием разберу ее со своими студентами!

В Ленинграде мы были знакомы шапочно: я встречал его на квартире инструктора по вождению, организовывавшего для «отъезжантов» шоферские права по схеме «150 рублей с гарантией». Свою историю Боровский рассказал мне в Лондоне несколько лет спустя.

Получив права тогда, осенью 1975 года, он купил «Жигули» и впервые сел за руль своей машины после обильных снегопадов. В Англии, когда выпадает снег, граждане на автомобилях не ездят — слишком опасно. Боровский, человек театральный, кумир студенток, не мог унизиться до благоразумной предосторожности. У гусара свой кодекс чести. Возможно, он даже в снегопад справился бы с управлением, если бы не старушка, торопившаяся куда-то с продуктовой авоськой. Ей было не до светофоров. Молодой профессор руководствовался правилами движения, которые досконально выучил всего два месяца назад. Произошло столкновение структуры и хаоса. Старушка выскочила невесть откуда и была сбита автотранспортным средством автолюбителя В.С. Боровского.

Состоялись следствие и суд. Боровскому грозило как минимум два года общего режима. Вступились народные и заслуженные артисты, пошли письма из консерватории, из театрального института на Моховой, звонили из Кировского театра. Советский суд остался непреклонным, однако при вынесении решения принял к сведению широкую общественную просветительскую работу подсудимого, отсутствие у него предыдущих судимостей и счел возможным приговорить его к условному лишению свободы на один год.

О выезде по израильской визе пришлось забыть — условный срок тут же перевели бы в настоящий; ему надо было искать другие пути.

О намерении Боровского эмигрировать, конечно же, знали «где надо». Зимой, в снег и гололед, Боровский шел по Васильевскому острову. Чья-то сильная нога сделала ему подсечку сзади. Боровский рухнул на бок и в это время четверо крепких молодцов начали избивать его сапогами. Били долго, сильно и умело. Скорая помощь доставила его в больницу, где Боровский пролежал целый месяц. От нервного шока у него развилось заикание, особенно проявлявшееся при волнении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное