Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

– Пару дней назад его отправили домой из кардиореанимации, – объяснил Байо. – Сказали, что он может ожидать новое сердце у себя дома. Видок у него, конечно, паршивый.

– Черт.

По моим последним подсчетам, Бенни жил в больнице уже несколько месяцев. Мне не верилось, что его просто отправили домой. И при этом ничего не сказали мне? По правде говоря, сообщать мне причин не было. Я был Бенни скорее другом, чем лечащим врачом. Я больше не присматривал за ним в кардиореанимации, и не было никаких причин рассылать пресс-релиз, ставить в известность интернов вроде меня. Его кардиологи, должно быть, решили, что Бенни настолько низко опустился в очереди на пересадку, что ему проще ждать дома. Или же его сердце немного окрепло. Может, ему больше не нужно было находиться в больнице. Может, он даже больше не нуждался в пересадке.

Я покачал головой. Я был во многом не уверен, но знал, что новое сердце ему необходимо. Я видел, как быстро этого пациента могла подкосить болезнь. В один день мы смотрели вместе с ним, как судья Джуди распекает мужчину за неуплату алиментов, и уже на следующий его интубировали и накачивали обезболивающими, чтобы аппарат ИВЛ не дал ему умереть. В любой момент его легкие могли заполниться жидкостью – он мог умереть уже с десяток раз. А то и больше.

Я попытался представить, что почувствовал Бенни после этой внезапной выписки, когда вышел на улицу и вдохнул свежий воздух. Может, для него это и не было такой уж неожиданностью. В голову пришло сравнение с ошибочно осужденным заключенным, отпущенным на свободу. Неужели они просто отправили Бенни домой? Почему он мне ничего не сказал?

Места в отделении интенсивной терапии всегда пользуются большим спросом. Более того, любому пациенту в другом отделении может внезапно потребоваться койка там.

Мы часто шутили о том, что как-нибудь пообедаем вместе «на воле», где-нибудь вдалеке от Колумбийского университета – где-нибудь, где подают нормальную еду и настоящие столовые приборы. Я не думал, что этот день когда-либо настанет, однако теперь выяснилось, что его выписали, пускай и ненадолго. Бенни отпустили, и теперь он снова оказался в больнице, ожидая своей участи в приемном покое. А судя по описанию Байо, он был сильно болен, и ему требовалась интенсивная терапия. Было страшно представить, через что Бенни пришлось пройти – чувство облегчения после выписки, мучительное осознание того, что это было лишь временно.

– Нет мест, – громко сказал Дон. – Мы не можем его принять. Я сожалею. Реанимация переполнена.

– Так освободите место, – потребовал Байо.

Я смотрел на телефон, ожидая, что Дон что-нибудь скажет. Байо знал, насколько хрупким было здоровье Бенни. Знал ли Дон? Врачам приемного покоя приходилось как можно быстрее сортировать своих самых больных пациентов. От Байо требовалось принимать нового человека каждые двадцать минут. Один незадачливый пациент, которого некуда было положить, мог привести к затору и увеличенному ожиданию для остальных.

– Слушай, – сказал Байо. – Я в курсе, как у вас там устроено. Должен быть кто-то, от кого можно избавиться.

Ординаторы отделения интенсивной терапии вроде Дона находились под не меньшим давлением. Места там пользовались большим спросом, и пациентов, которые шли на поправку, переводили в отделение общей медицины, как только они были к этому готовы. Проблема заключалась в том, что если перевести кого-то раньше времени, то есть риск возникновения опасной ситуации, когда пациент возвращается в палату интенсивной терапии в течение двадцати четырех часов после выписки. Прикрыв трубку рукой, Дон прошептал мне:

– Мы можем положить Сантоса в угловую.

Я покачал головой.

– Нет! – прошептал я в ответ.

Была в отделении интенсивной терапии одна палата, в правом ближнем углу, куда, как говорили, пациенты отправлялись умирать. Дон сказал мне, что на его памяти никто не покинул угловую палату живым. Все понимали, что это было лишь совпадением, однако работа в больнице делала некоторых из нас, включая интернов из моей группы, все более суеверными. Я ни за что не мог позволить положить туда Бенни.

– Посмотрим, что можно сделать, – сказал Дон. – Мы дадим тебе знать.

– Как я уже сказал, буду и дальше пытаться поместить Сантоса в кардиореанимацию, – ответил Байо. – Я поговорю с Диего и перезвоню. До скорого.

Дон посмотрел на меня и сделал глубокий вдох:

– Видимо, ночка предстоит сумасшедшая. Давай пробежимся по списку, пока страсти не накалились.

Мой разум зацепился за сказанные Байо про Бенни слова: «Маккарти его знает». Откуда ему было это известно? Он что, помнил, как мы вместе ухаживали за Бенни несколько месяцев назад, или же это было частью моей репутации? Люди что, знали, что я заскакивал к нему поболтать? Если Дон был мастером диагностики, то меня знали как приятеля Бенни?