Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

Бенни отвернулся в сторону, и я осознал, что сказал лишнего. Я глянул на свой список задач, постыдившись, что жалуюсь человеку, у которого гораздо больше поводов для жалоб. Было приятно выговориться, но в тот момент мне стало не по себе.

– Как дела у Хезер? – спросил Бенни. – Она в порядке?

– У нее все замечательно.

Я не стал упоминать, что интернатура отразилась и на моей личной жизни. Интимную жизнь теперь практически всегда приходилось планировать. И когда выяснялось, что мы можем вместе провести ночь, это было чудесно. В остальном это напоминало отношения на расстоянии с человеком, с которым вместе живешь. Я смотрел на Бенни, потерявшись в его больших влажных карих глазах. Я знал, что говорю лишнее.

– Расскажи мне про «Никсов», – предложил я.

Он не стал мне рассказывать про «Никсов». Вместо этого поднял ладони, словно собирался помолиться:

– Вы, ребята, – сказал он, – вселяете в меня надежду. Я чувствую, что вы столько вкладываете в меня. Вкладываете в то, что происходит.

Его слова застали меня врасплох. Я попытался придумать какой-нибудь емкий ответ:

– Само собой.

Бенни поменял позу в своем кресле.

– Хотел спросить, Мэтт, как там анализ?

Я мысленно перебрал в голове все возможные анализы, но так и не понял, о чем он.

– Какой анализ?

– Пару недель назад я наткнулся на тебя в вестибюле, и ты сказал, что должен сдать какой-то анализ. Или получить результаты. Анализ крови.

Ах, да. Этот анализ.

Когда я закончил свой многострадальный курс таблеток, мне сделали ряд анализов крови, чтобы определить, заразился ли я гепатитом С или ВИЧ. Несколько дней ожидания результатов были одними из самых нервных в моей жизни. Я не мог спать, не мог сконцентрироваться во время обхода, а когда слишком углублялся в мысли о возможной жизни с ВИЧ, у меня срабатывал рвотный рефлекс. Я пронесся мимо Бенни в больничном вестибюле, когда направлялся на встречу с Бандерасом, чтобы узнать результаты.

– Точно, – сказал я. – Я и забыл, что мы тогда наткнулись друг на друга.

Я ненадолго закрыл глаза, задумавшись о том, что сказал Бенни и что я хотел ему рассказать. Я столько всего знал о нем, о его болезни и личной жизни, мне были так хорошо знакомы контуры его кожи, его аллергии и особые шумы его сердца, однако ему обо мне было известно совсем мало. Я упомянул между делом про свой случайный укол, но не стал рассказывать о риске заражения ВИЧ и таблетки. Мне казалось нечестным нагружать Бенни своими проблемами, когда ему приходится иметь дело с куда более серьезными. Хотя, возможно, и стоило все рассказать. Разве не так поступают настоящие друзья?

В то утро, про которое говорил Бенни, я проснулся в четверть пятого и выскочил из кровати, вспомнив, что скоро получу результаты. Я достал из шкафа рубашку с галстуком, представив себя больным юношей, врачом с хроническим заболеванием, которому пришлось обновить свой гардероб одеждой меньшего размера и футболками с длинными рукавами, чтобы скрыть нарывы, которые неизбежно должны были появиться на руках. Я не стал завтракать и приготовился к худшему.

Когда пришло время сдавать анализы на ВИЧ, я так боялся узнать плохие новости, что предпочел услышать результаты от коллеги, а не посмотреть их самостоятельно.

В метро, по дороге на работу, я ехал, опустив голову, молясь про себя, чтобы все обошлось. Между молитвами я окидывал взглядом вагон в поисках Али – моего духовного наставника-шарлатана, – хотя и не совсем понимал зачем. Возможно, я искал утешения в чем-то знакомом. Мне нравились воображаемые способности, которыми я его мысленно наделил. Он был для меня признаком нормальности. В тот момент я готов был ухватиться за любой знак, указывавший на то, что со мной все будет в порядке. Я убеждал себя, что если чудаковатый Али окажется в поезде, то в мире все будет в порядке.

Во время обхода я считал про себя минуты до открытия отдела охраны труда и при первой возможности помчался в кабинет Бандераса. Я чуть не сбил Бенни с ног, когда повернул за угол и наткнулся на него в вестибюле.

Сидя в палате Бенни той холодной декабрьской ночью, я хотел поделиться с ним всем этим, рассказать ему, как представлял Бандераса приходящим на работу и проверяющим свою электронную почту. Как он смотрит результаты моих анализов, приложив руку к лицу и размышляя, можно ли сообщить мне дурные вести по телефону или же лучше рассказать обо всем лично. Мне хотелось сказать Бенни, что я мог сам проверить результаты в компьютере, но боялся это сделать. Мне хотелось пересказать ему каждую пережитую мной секунду в мельчайших подробностях.

Но, посмотрев Бенни в глаза, я решил ничего из этого не говорить. Человеку, получившему в своей жизни столько плохих новостей, не было нужды выслушивать театральный пересказ того, как я получил хорошие.

– Все разрешилось, – сказал я.

– Ох, – его лицо озарилось улыбкой. – Ох, это же чудесно. Я так рад за тебя. В чем бы там ни было дело.