Настоящик. Сборник рассказов

Прибегает граф, на ходу барабан набивает. Посуляй на него глядит, как на явление Азазела.

— Где Дина?!

У Куха и челюсть отвисла.

— То есть как? Она же к вам побежала!

Посуляй его — за грудки, так что пуговицы полетели:

— Ты отпустил ее одну?!

Граф сам не свой.

— Я прикрывал отход!

— Может, в лодку спрыгнула? — предполагаю. Но так только, в утешение.

Какая уж там лодка. Вот они покачиваются, пустые, все на виду. Зато в дырах под потолком — темень непроглядная. Затащили, небось, и не пикнула.

— Дина! — вопит Посуляй, и бегом назад.

Граф — за ним. А мне что делать? Нет такого закона у фартовых, чтобы за дураками в огонь кидаться. Своя шкура ближе к телу. Вот лодка, вот весла — садись и выгребай к морю. Что мне этот остров? Что мне этот Посуляй, драть его в печенку, милорда?

И тут только соображаю, что все эти правильные мысли приходят ко мне уже на бегу. Несусь следом за Посуляем, даже графа обогнал. Посуляй вверх по лестнице, и я, балбес, туда же.

— Дина! — кричит, — Дина!

А в ответ — как завоет со всех сторон! Как затопает! И за нами! Я и не оборачиваюсь, бегу, молитвы вспоминаю. Господи! Каторжников они перевоспитывают! Да тут людоеды стаями бродят!

Никакой Дины мы, конечно, не нашли. Зато погоню за собой собрали, как на рынке Бороу. И честно сказать, свирепые наши констебли да лавочники вспоминаются мне, как рождественское собрание квакеров.

Посуляй охрип совсем, задыхается, но все кричит, по сторонам рыскает, в двери заглядывает. Наладил я его кулаком в загривок.

— Поздно, — ору, — Дину звать! Ей уже не поможешь! Беги, раз побежал! Не останавливайся! Наверх! Наверх!

Смотрю — у него слезы по щекам, ноги заплетаются. Ну, беда! Пропадешь с этими благородными! Хотя граф — тот молодец. Топочет молча, да еще на ходу отстреливается. И с каждым выстрелом сзади грохот костями по железу — одной обезьяной меньше.

Ухватил я Посуляя за шиворот и волоку за собой. Вверх по лестнице, вдоль по коридору, снова вверх...

И добежали-таки до ворот! Выскочил я на воздух, тогда только обернулся, выдернул из темноты Посуляя. Он, бедняга, чуть жив, но слезы высохли, глаза злые. За ним и граф полез, да вдруг застрял! Хочет протиснуться, а сзади не пускают. Кровавая рожа над плечом его показалась и зубами — в шею. Да кусок мяса так и вырвала! Тут Посуляй выстрелил в упор, рожу разнесло в куски. А там уж другие маячат. Человеческие. Но и зверей таких не бывает...

Ухватили мы графа за плечи, вырвали из тьмы, Посуляй опять пальнул, я тоже, не целясь — туда, в шевеление... Потом навалились на воротину, прикрыли, ломом подперли. Кух рычит от боли, рану обеими руками зажимает, но из-под пальцев кровь струей.

— Наверх! — кричит Посуляй. — На скалу!

Подхватили графа нести, а он уж отходит.

— Милорд, — хрипит. — Я хотел оказаться полезеным... вам.... Простите...

— Потом, потом! Бен, бери его за ноги!

— Не надо, — бормочет Кух. — Поздно... Вы должны знать... Это я привел остров.

— Что?!

Мы так и сели.

— Да он бредит!

— Нет! — граф глаза разлепляет, да, похоже, ничего не видит. — Это что, уже ночь? Неважно... Милорд! Вы меня вытащили из тюрьмы... Септимер... убийца... изверг... Неважно. Я был обязан... Я хотел... вручить вам престол.

— О, господи! — Посуляй стонет. — Кто вас просил?!

— Я знаю... — хрипит Кух, — почему вы скрывались. Вас разыскивали... за попытку завладеть прожигателем...

Посуляй только голову опустил. Граф изогнулся весь, ногами сучит, кровью булькает, слова еле выходят.

— Мне это удалось... Нам... Вашим сторонникам...

У Посуляя глаза на лоб полезли. Ухватил графа за грудки да так тряхнул, что кровь фонтаном брызнула.

— Где он?! Где прожигатель?!

— Я передал его... навигатору Кетании... Он нас поддержал... Обещал... пере... прошить свамперов... У вас был бы целый остров сторонников... и прожигатель... А потом и вся империя... Но что-то пошло не так...

— Почему? Почему не так?! — Посуляй приподнял его, ухом к самым губам приник.

— Не знаю... — Кух сипит совсем без голоса. — Мне очень жаль... людей... Дину... Про... простите, милорд!

И захлебнулся. Откинул голову, повис у Посуляя на руках, как кукла. Готов.

Жалко парня. От чистого сердца дров наломал...

Положил его Посуляй на землю и сам сидит, понурился. За лесом уж заря гаснет, луна вылезла. Чувствую, надо что-то сказать, а что — не знаю.

— Так говоришь, скучно было у папаши?

Он голову вскинул, глаза дикие. И вдруг выхватывает револьвер и — бац! Чуть не в голову мне. Я даже испугаться не усел, что-то рухнуло на меня сверху. Я заорал, отскочил. Смотрю — голая тварь на земле корчится, когтями траву загребает.

Ах ты, мать моя, греховодница! Пока мы тут с графом прощались, перепрошитые тоже времени не теряли!

Пришлось нам с Посуляем снова ноги в руки — и спасаться. Бежим, сами не знаем куда. Без дороги, по некошеной траве — в лесок, там нас хоть не видно издалека. Только слышу — треск стоит и слева, и справа, и позади. Сумасшедшие, а в клещи берут по всем правилам! Вот и лес кончился — голый холм впереди. Куда дальше бежать — Бог весть. Конец приходит. Обоим — и принцу, и нищему...