• смена темы разговора, когда вот-вот нахлынут чувства;
• переход на детский лепет или другую деланную манеру говорить о более интимных вещах.
Некоторые пациенты, как указывал Д. Винникотт (2017), нуждаются в проявлениях ненависти со стороны терапевта. Без этой ненависти они не могут ощутить себя заслуживающими также и любви, поскольку любовь и ненависть для них неразделимы. Таким пациентам важно, что терапевт хотя и способен ощутить что-то негативное по отношению к пациенту, но реагирует менее интенсивно, чем другие. Терапевт таким образом проходит проверку «на прочность» и не теряет при этом доверия из-за своей неестественной безэмоциональности и отстраненности.
Негативное чувство может быть вербализовано без ущерба для отношений при выполнении трех условий:
1) у пациента есть способность к идентификации с терапевтом;
2) терапевт обоснованно полагает, что чувство индуцировано пациентом, а не принадлежит области собственного переноса терапевта;
3) чувство адресовано отдельному проявлению пациента, но не его личности в целом.
По мнению автора (Д. Винникотт, 2017, с. 364), «анализ не может считаться завершенным, если даже в самом его конце аналитик не нашел возможности рассказать пациенту о том, что он, аналитик, делал для пациента без его ведома, пока тот был болен – на ранних стадиях анализа. До тех пор пока такая интерпретация не будет проделана, пациент будет до известной степени удерживаться в позиции ребенка, который не может понять, чем он обязан своей матери».
В. Д. Волкан (2012) отмечает, что в принципе каждый человек в тот или иной момент и в той или иной степени использует защитные механизмы расщепления и вытеснения и, соответственно, сопротивления вытеснению и расщеплению. Однако уровень организации личности накладывает на этот процесс свой отпечаток.
Пациенты с невротическим уровнем организации и связным ощущением самости используют в качестве основного защитного механизма вытеснение. Оно поддерживается изоляцией аффекта, уничтожением сделанного, интеллектуализацией, формированием реакции и относительно зрелым уровнем проекций и интроекций идей и аффектов.
Для пациентов с пограничным уровнем организации, у которых нет связного ощущения самости, характерно расщепление либидинально и агрессивно заряженных образов самости и объектов. Расщепление поддерживается экстернализацией (примитивным уровнем проекции образов самости и объекта), идеализацией, обесцениванием и отрицанием. Пациенты с нарциссической организацией личности применяют и вытеснение, и расщепление.
К. Абрахам (2009) описывает сопротивление нарциссичных пациентов путем контроля своих ассоциаций в ситуациях, где оживают аспекты раннего детства, которые они рассматривают как нечто постыдное. Работе психоаналитика препятствует то, что нарциссическая любовь пациента к себе не может быть удовлетворена, вследствие чего здесь не может установиться положительный перенос.
Г. Нюнберг (1999) отмечает, что, если пациент страдает от сильного страха наказания и в дополнение к этому у него существует большая потребность в разрядке, у него возникает компульсивное стремление к покаянию. Такой пациент может бесконечно исповедоваться терапевту в своих реальных или мнимых грехах, привязываясь к нему мазохистским способом. Такая привязанность, по его представлениям, защищает его от тревоги, а на деле становится проявлением сопротивления терапии.
Дж. Стрэчи (2000) полагает, что пациент стремится превратить терапевта во «Вспомогательное Суперэго». Интроецированный образ терапевта становится современным фрагментом Суперэго, который говорит пациенту, что тот имеет право сказать все, что может прийти ему в голову. Однако архаическая часть Суперэго негативно переводит предложение терапевта использовать свободные ассоциации: «Если ты не будешь говорить того, что приходит в голову, я выгоню тебя из кабинета».
Э. Гловер (2009) относит к открытому сопротивлению
опоздания пациента на сессии, пропуски встреч, излишнюю болтливость или совершенное молчание, автоматическое отрицание или неправильное понимание всех высказываний аналитика, игру в наивность, постоянную рассеянность, сонливость и, наконец, преждевременное прерывание лечения. Подобное поведение создает впечатление намеренного саботажа и раздражает терапевта.Скрытое сопротивление
может выражаться в форме торопливого согласия со всем, что говорит терапевт, в развлечении его драматическими историями из детства или описаниями снов, к которым, как полагает пациент, тот может проявить особый интерес, и во многих других формах, незаметно подрывающих терапевтическую ситуацию изнутри.