Через несколько дней доктор спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. А почему вы сейчас об этом спросили?
– Мне нужно снова уехать. Поездка займет пару дней. Кхин Мио останется здесь. Вам не придется скучать в одиночестве.
Доктор не сказал Эдгару, куда едет, а Эдгар не видел, когда он уехал.
На следующее утро он встал и отправился к реке, посмотреть на рыбаков. Он остановился у цветущего кустарника и наблюдал, как пчелы перелетают от одного цветового пятна к другому. После немного поиграл в футбол с ребятишками, но быстро утомился и вернулся к себе. Сел на террасе и смотрел на реку. Следил, как катится по небу солнце. Повар принес ланч – бульон со сладкой лапшой и поджаренными хрустящими дольками чеснока.
Наступила ночь, и он погрузился в безмятежный сон, и снилось ему, что он танцует на празднике. Крестьяне играли на загадочных инструментах, и он двигался, словно в вальсе, но один.
На следующий день Эдгар решил наконец написать Катерине. Его изводила недавно пришедшая мысль – что военные сообщили ей, что он покинул Мандалай. Он успокаивал себя тем, что явное отсутствие интереса со стороны военных к его жене в Лондоне – тогда это раздражало его – означает, что, скорее всего, они и теперь вряд ли вспомнят про нее.
Он достал бумагу и перо и написал ее имя. Принялся описывать Маэ Луин, но остановился после нескольких строк. Ему хотелось описать ей деревню за горой, но он вдруг понял, что видел ее лишь издали. Утренняя свежесть еще не ушла. Хорошее время для прогулки, подумал он, физическая активность только на пользу. Он надел шляпу и – невзирая на скорую жару – жилет, который обычно надевал, отправляясь на прогулку в Англии. И направился к центру лагеря.
Навстречу ему от реки поднимались две женщины с корзинами белья, одна несла корзину на бедре, другая – водрузив поверх тюрбана. Эдгар пошел за ними по узкой тропке, которая ныряла в лес и взбиралась на гребень горы. В тишине под деревьями женщины услышали его шаги позади, повернулись и засмеялись, что-то шепотом сказав друг дружке по-шански. Эдгар коснулся шляпы. Деревья расступились, и женщины начали подниматься по крутому склону к вершине, за которой лежала их деревня. Эдгар не отставал, и уже в деревне женщины снова оглянулись на него и засмеялись, и он снова коснулся шляпы.
У первого ряда домов на сваях старшая из женщин присела у дверей, узорчатая ткань платья натянулась на коленях. Две тощие свиньи спали в тени, похрюкивая и подергивая хвостами во сне.
Женщина курила сигару толщиной с собственное запястье. Эдгар поздоровался с ней.
– Добрый день, – сказал он.
Она неторопливо вынула сигару изо рта, зажав между скрюченными и усеянными кольцами третьим и четвертым пальцами. Он почти ждал, что она заворчит на него, как старая гоблинша, но ее лицо неожиданно расплылось в широкой беззубой улыбке, десны были все в пятнах от бетеля и табака. Лицо покрывала густая сеть татуировок, нанесенных не четкими линиями, как у мужчин, а сотнями крошечных точек; узор напомнил Эдгару доску для криббеджа. Позже он узнает, что старуха – не шанка, а чинка, представительница народа, живущего западнее, и что это можно прочесть по ее раскраске.
– До свидания, мадам, – сказал Эдгар, и она вернула сигару обратно в рот и глубоко затянулась, втягивая морщинистые щеки в пещеру рта.
Эдгар вспомнил навязчивую лондонскую рекламу:
Он продолжил путь. Миновал маленькие сухие поля, лоскутками теснившиеся на горных террасах. Из-за засухи сезон посадки только начался, и вскопанная земля лежала твердыми, сухими комками. Дома лепились на разной высоте, они походили на строения в форте, все из сплетенных бамбуковых полос, образующих геометрические фигуры. Дорога была пустынна, если не считать мелькающих там и тут группок чумазых ребятишек, Эдгар решил, что все жители у себя в домах. Было до того жарко, что даже лучшие предсказатели не осмелились бы предположить, что сегодня над Шанским плато может пролиться дождь. Мужчины и женщины прятались в тени и не могли взять в толк, зачем англичанин разгуливает под таким солнцем.
От одного из домов несся звон, и Эдгар остановился посмотреть. Двое мужчин в свободных синих шанских штанах, без рубах, стучали молотками по металлу. Он слышал, что шаны славятся как искусные кузнецы, на рынке в Мандалае Нэш-Бернэм показывал ему ножи, выкованные шанами. Интересно, где они берут металл, подумал он, внимательно наблюдая. Один из кузнецов, ступней прижав к наковальне железнодорожный костыль, колотил по нему молотком. Не стройте железные дороги в краю голодных кузнецов, подумал Эдгар, и фраза показалась ему забавной, похожей на афоризм.