Было еще раннее утро, и солнце не успело разогнать туман в ложбинах. Эдгара удивило, как быстро городские строения Рангуна сменились сельскохозяйственными угодьями. Они обогнали несколько воловьих упряжек, возницы направили животных к обочине, чтобы пропустить всадников, но в остальном как будто не обратили на них никакого внимания. Вдалеке Эдгар заметил рыболова, проталкивающего лодчонку среди заросших маршей, то появляясь, то исчезая в тумане. На болотах, совсем рядом с дорогой, охотились белые цапли, грациозно поднимая и опуская в воду длинные ноги. Ехавший впереди Уизерспун спросил, не остановятся ли они, чтобы подстрелить птиц.
– Не здесь, – ответил Далтон. – Последний раз, когда мы начали стрелять птиц, крестьяне подняли жуткий шум. Белые цапли фигурируют в мифе об основании Пегу. Стрелять их – дурной знак, дружище.
– Вот же глупое суеверие, – фыркнул Уизерспун. – Я думал, что мы уже достаточно окультурили их, чтобы они позабыли о своих верованиях.
– Как видите, нет. Но лично я предпочел бы заняться охотой на тигра, чем потерять утро, ругаясь с каким-нибудь местным вождем.
– Хм. – Уизерспун как будто вкладывал в этот звук некий определенный смысл. Однако ответ Далтона, похоже, убедил его.
Они поехали дальше. Вдалеке люди закидывали в воду спирали рыбачьих сетей, с невидимых на таком расстоянии веревок рассыпались искрящиеся аркады брызг.
Ехали они с час. Болота уступили место густому кустарнику. Солнце уже изрядно припекало, и Эдгар чувствовал, как по груди сбегают струйки пота. Он ощутил облегчение, когда тропа свернула в густой лес. Сухой жар солнца сменился липкой влажностью. Они проехали по лесу всего несколько минут, когда их встретил бирманец, ускакавший вперед. Пока он разговаривал с двумя другими бирманцами, Эдгар осматривался кругом. В детстве он читал много историй об исследователях джунглей и долгие часы проводил, воображая хаос сочащихся нектаром цветов, скрывающиеся в чаще стаи страшных хищников. Наверное, это какие-то другие джунгли, подумал он, здесь слишком тихо и слишком темно. Он вглядывался в глубину леса, но сквозь сплетение лиан мог видеть не дальше пяти ярдов.
Наконец бирманцы прекратили обсуждать что-то между собой, и первый подъехал к Далтону. Эдгар был слишком рассеян, чтобы следить за нитью разговора. Очки запотели, он снял их и вытер краем рубашки. Но как только водрузил обратно на нос, очки тут же запотели снова. Он опять снял их. После третьей попытки оставил очки на месте и глядел на лес через плотный слой конденсата.
Далтон закончил разговор с бирманцем.
– Все в порядке, – крикнул он и развернул лошадь, ее копыта топтали переплетение подлеска. – Я поговорил с проводником. Он сказал, что в ближайшей деревне расспросил жителей о тигре. Его видели только вчера, он растерзал их лучшую свиноматку. Вся деревня в ужасе, один из местных прорицателей заявил, что это тот самый тигр, который утащил и съел ребенка два года назад. Поэтому они организовали собственную охотничью партию, намереваясь попытаться прогнать его из джунглей. Они говорят, что мы можем попытать счастья. В последний раз его видели в трех милях к северу отсюда. Или же, сказал он, мы можем отправиться южнее, в болота, где много диких кабанов.
– Я тащился сюда не затем, чтобы палить по свиньям, – возразил Фогг.
– Я тоже, – поддержал его Уизерспун.
– Мистер Дрейк, – обратился к нему Далтон, – а вы что скажете?
– О, я вообще не собираюсь стрелять. Я не попаду даже в жареную свинью, если она будет лежать передо мной на столе, не то что в дикого кабана. Вам решать.
– Ну, я уже много месяцев не охотился на тигра, – сказал Далтон.
– Значит, решено, – заключил Уизерспун.
– Только смотрите, куда стреляете, – сказал Далтон. – Не все, что движется в джунглях, будет тигром. И, мистер Дрейк, будьте осторожны, здесь полно змей. Не хватайтесь ни за что, похожее на ветку, прежде чем не убедитесь совершенно, что у нее нет клыков.
Он ударил лошадь пяткой в бок, и все последовали за ним, петляя по лесу.
Растительность сделалась еще гуще, и они часто останавливались, ожидая, пока первый всадник разрубит лианы, преграждающие путь. Казалось, что больше растений свисает сверху, чем растет на земле, все это переплеталось, стремясь добраться до солнечного света. Пышные эпифиты, орхидеи, кувшинчики цеплялись за большие деревья, бахрома корней свешивалась с веток, пересекавших небо над тропинкой. Эдгару всегда нравились сады, и он гордился тем, что знает латинские названия растений, но здесь он напрасно пытался найти хотя бы одно, которое было бы знакомо ему. Даже деревья были чужими, массивными, их слоноподобные стволы поддерживались плоскими корнями-подпорками, достаточно большими, чтобы спрятать за своей стеной тигра.