И, похоже, это пугает не только меня. Eli Lilly and Company[375]
, те самые, что пожинают плоды всеобщего увлечения прозаком, недавно запустили в медицинских журналах рекламную кампанию под названием «Превращая серьезную болезнь в шутку». Реклама впервые появилась в «Психиатрических новостях» с цитатой, высмеивающей «недавнее беспрецедентное внимание медиа», которое получил прозак, и утверждает, что «чрезмерное внимание отвлекло нас от серьезности заболевания, лечить которое был предназначен прозак, – клинической депрессии». В статье, опубликованнойИ хотя во многих комментариях к этой статье пишут, что рекламная кампания – это попытка Eli Lilly перестраховаться на случай судебных исков об ответственности компании за несчастные случаи, связанные с прозаком[376]
и слишком частым его назначением, и хотя компания обеспокоена тем, что прозак исключат из национальной программы медицинского страхования, потому что его выписывают всем подряд, я все равно хочу верить, что дело не только в этом. Два-три доллара за таблетку, 2 таблетки в день 6 лет подряд – и вот я уже чувствую, будто выплачиваю Eli Lilly ипотеку. Отдав компании свои 11 тысяч долларов, я бы хотела верить, что они делают все это ради общественного блага.Иногда я думаю, что секрет в том, что я одна знаю всю правду о прозаке. Конечно, я могу так говорить и все равно верить, что прозак чудодейственным образом спас мою жизнь и вытащил меня из серьезной депрессии, – и, наверное, для большинства людей этого будет достаточно, чтобы воспринимать его как манну небесную, но после 6 лет на прозаке я знаю, что эта история еще не разрешилась, а только начинается. Душевное здоровье сложнее любых лекарств, что могут изобрести люди. Любой препарат, будь то прозак, тиоридазин, старомодные средства вроде опия или уличные наркотики вроде героина, все они могут сделать столько, сколько им позволит наш мозг, и со временем глубокая, тяжелая депрессия всегда сможет перехитрить любую химию. И хотя прозак помог мне в первые месяцы, когда я только начала его принимать, прошло не так много времени, и вот я уже ругаюсь со своим бойфрендом в Далласе под Рождество, а затем передозировка тразодоном, антидепрессантом, который мне прописали, чтобы заменить прозак, и я снова оказалась в некогда столь знакомой мне атмосфере отделения «скорой помощи». Мне не удалось себя отравить (я приняла таблеток 10, не больше), и родителям бойфренда разрешили забрать меня домой. Когда я вернулась в Кембридж, доктор Стерлинг назначила мне литий, чтобы усилить действие прозака и выровнять перепады настроения. Хотя мне уже диагностировали атипичную депрессию, она стала задумываться о том, нет ли у меня циклотимии или биполярного расстройства, потому что я слишком легко переходила от шумного разгула к суицидальным жестам.
Когда я начала принимать литий, я перестала пить тразодон, но все мои попытки понизить дозу прозака приводили к тому, что старые симптомы возвращались. Время от времени я пыталась насовсем бросить литий, потому что это ужасно изматывающий, тяжелый препарат, но и эти попытки неизбежно вели к сценам вроде той, где я распласталась на полу в ванной вся в слезах и черном шифоне после той самой грандиозной вечеринки. Иногда даже с литием и прозаком я впадала в страшную депрессию, и моим друзьям приходилось всю ночь сидеть, склонившись надо мной, когда я отказывалась подниматься с пола на кухне, отказывалась успокаиваться и не плакать, отказывалась отдать им нож для грейпфрута, который я держала в одной руке, нацелившись на запястье другой. После всех этих неприятных сцен я наконец обращаюсь за медицинской помощью, и, конечно же, психофармаколог решает или снова назначить тразодон, или добавить препарат вроде дезипрамина, или даже спросит, не станет ли мне легче, если я буду время от времени принимать тиоридазин.