Нация прозака

Блеск нищеты достиг своего рода необъяснимого и гротескного апофеоза, когда желание выглядеть такими же мрачными, угнетенными и нигилистичными, как фанаты Nirvana, заставило дизайнеров вроде Марка Джейкобса из Perry Ellis[389], порвать с высокой модой и выпустить на подиум моделей в грязных фланелевых рубашках и потрепанных джинсах во время Парижской недели моды. Vogue окрестил гранж новым словом в мире моды, и он попал на первую полосу раздела «Стиль» в The New York Times. В апреле 1994 года Линда Уэллс, главный редактор Allure, написала, что, изучая фотографии «худых моделей с мрачным, несчастным выражением лица» или «анорексичных, в клинической депрессии или на полпути в психиатрическую больницу», она пришла к выводу, что «в прошедшем году в мире моды и модной фотографии случился какой-то переворот. Как будто все резко стали нуждаться в прозаке». Nirvana, успех которой объясняли аномалией в музыкальной индустрии, оказалась частью чего-то большего.

Я помню, что на пике популярности Nirvana, когда они умудрялись одновременно возглавлять чарты и разбивать свои музыкальные инструменты на Saturday Night Live[390], думала, что американская молодежь, должно быть, совсем вышла из себя, если что-то подобное стало хитом. Джонатан Понеман, один из владельцев Sub Pop Records, независимого лейбла из Сиэтла, который открыл Nirvana, считал, что успех группы был знаком начавшегося восстания неудачников. Наконец-то все изгои, презираемое меньшинство, которое никогда не узнавало себя в песнях Полы Абдул[391], могли прийти в музыкальные магазины и потребовать музыки, которая говорила бы с ними. Фирменные футболки от Sub Pop со словом «неудачник», напечатанным большими буквами поперек груди, стали коллекционными. Эдди Веддер, лидер группы Pearl Jam[392], несколько раз появлялся в «неудачной» футболке на национальном телевидении. Затем в 1994-м еще одно создание Geffen, молодой человек, который назвал себя просто Beck[393], удивил свой лейбл, превратив запоминающуюся этническую мелодию в рэп, сделав песню Loser хитом и гимном бездельников. Если быть неудачником теперь стало круто – и если Nirvana могла продать 10 миллионов копий Nevermind и выпустить компиляционный альбом под названием Incesticide, который купят 500 тысяч человек, а затем наблюдать, как их следующий альбом In Utero[394] дебютирует на первом месте в чартах, – то можно с уверенностью сказать, что культура депрессии прочно вошла в мейнстрим.

Я понимаю, почему люди видят символизм в смерти Курта Кобейна. В конце концов, считать его жизнь и созданную им музыку безусловно символичными – это не ошибка. Популярность Nirvana совпала или даже привела к ярким определяющим культурным событиям. Никто никогда не посмеет отнять это у него или его памяти. Но к тому моменту, когда он остался один в своем доме, в оранжерее над гаражом, с дробовиком в руке и намерением со всем покончить, его действия уже вышли далеко за пределы культуры своего времени. Сильвия Плат покончила с собой в 1963-м, задолго до неудачников и даже хиппи. Она покончила с собой из-за депрессии, так же как и Эрнест Хемингуэй, Винс Фостер[395] и многие другие, чьих имен мы не знаем. Никто не станет стрелять себе в голову из-за того, что рыбалка в этом сезоне не удалась, или из-за того, что его ругают в колонке редактора Wall Street Journal. Депрессия бьет по самому больному, и только потому, что депрессия сейчас «витает в воздухе», она может оказаться и причиной, и результатом коллективной болезни, которая затронула многих из нас. Но когда дело доходит до клинического случая, когда кто-то оказывается в больничной кровати или на каталке по пути в морг, то его история становится абсолютно и исключительно его собственной. У каждого, кто пережил тяжелую депрессию, есть свои печали, своя страшная сказка, свой жизненный хаос, который надо прожить. К несчастью, у Курта Кобейна этого всего уже никогда не будет. Каждый день я благодарю Бога за то, что у меня – будет.

Июль 1986 – Май 1994

Послесловие (2017)

Мир изменился.

Конечно же. Он всегда меняется.

В 2016 году белые люди Средней Америки проголосовали за то, чтобы идти в прошлое вместе с Дональдом Трампом, но время против них. С прогрессом невозможно бороться. Цитируя Генри Форда: «Если бы я спрашивал людей, чего они хотят, они бы отвечали – лошадей побыстрее».

Мы живем в мире машин, а скоро окажемся в мире беспилотников.

В мире ракет, доставленных дронами в другую галактику за два рабочих дня с Amazon’а.

Вперед.

Когда у меня проявились симптомы депрессии, которая меня убивала, найти лекарство было целым приключением. Это было тридцать лет назад.

Это был другой век.