Нация прозака

Включая парня, с которым я на самом деле переспала и который не мог понять, как я могла выставить на всеобщее обозрение то, что происходило только между нами двумя. Ответа у меня не было. Все, что я знала и чего не могла объяснить по телефону, когда мою комнату в общежитии в Кембридже и его квартиру в Вашингтоне, округ Колумбия, разделяло такое расстояние, что в моей жизни было что-то, что имело для меня значение, единственная частичка тела, которую я хранила для настоящей любви или для лучших времен, когда я выйду из депрессии, а мои отношения с мужчинами перестанут быть случайными, отчаянными попытками нащупать что-то, что, в отличие от всего остального в жизни, не причиняло боль. Но вместо этого я и вправду просто так отдала то единственное, что было для меня важным.

Отдала свою девственность парню, которому на меня было плевать и который теперь требовал объяснить, зачем я выставила на публику самое личное, но правда была в том, что в этом никогда не было ничего личного. Он едва ли знал меня, едва знал изнутри, не только тело, но и то незащищенное, запрятанное в глубине, куда не достанут взгляды. Я считала, что он вторгся в мое тело своим, и было приятно и интересно, но в конечном счете, как бы я ни пыталась убедить саму себя, не было в этом ничего личного. И это ни хрена не значило. Я так сильно мечтала о том, чтобы первый секс был правильным, с правильным человеком, в правильное время, в правильном месте, – пока однажды, на втором курсе, до меня не дошло, что со мной такого волшебства никогда не случится. И я решила любить того, с кем была.

Я сдалась.

Но папа и я – тут все было иначе. Я приняла приглашение на шоу Опры, а через пару часов решила, что ни при каких обстоятельствах не могу там появиться. Отец, что бы там ни происходило с нашими отношениями, все еще принадлежал мне. И это я так просто не отдам. Но к тому времени, как я сподобилась набрать Диану, продюсера, она уже решила, что хочет – классно ведь будет, не так ли? – чтобы мы с папой появились на шоу вместе и могли каждый поделиться своей точкой зрения, «чтобы разобраться в проблемах и суметь лучше понять, что заставляет мужчин бросать своих детей». Пока она рассказывала, я то и дело пыталась обратить ее внимание на то, что я даже не общаюсь с отцом и понятия не имею, где он сейчас находится, хотя, судя по штемпелю, я бы предположила, что где-то в Вирджинии. «Не вопрос, – говорила Диана. – У нас есть люди, которые смогут его отыскать, и мы устроим вам воссоединение прямо в эфире. Как долго, ты говоришь, вы не общались?»

Она не понимала. А может, понимала, но решила не сдаваться. В конце концов, такая у нее была работа – уговаривать людей прилюдно обсуждать свою личную жизнь. Но чего я никак не могла донести до нее – так это то, что первая встреча с отцом, после стольких лет разлуки, произойдет на национальном телевидении. «На мой взгляд, идея ужасная», – сказала я.

Вначале меня вообще шокировало, что Диана на полном серьезе предлагает идею семейного воссоединения, но потом я поняла, что все дело в том, что так устроен наш мир или, по крайней мере, декадентская Америка. По телевизору покажут не только следующую революцию (когда она случится), но и любую мелкую глупость, которая заслуживает или не заслуживает внимания. Это уже происходит: телевизионное воссоединение приемных детей с биологическими родителями; столкновение мужа, любовницы и жены; разговоры между приговоренными к смертной казни убийцами – в кандалах, через спутник – и семьями их жертв; очные ставки между жертвами инцеста и их абьюзерами; встречи продажного пластического хирурга и женщин, чьи лица он изуродовал разглаживающими морщины силиконовыми инъекциями, которые оказались токсичными; священник, раввин, монах и министр (и нет, это вовсе не начало плохой шутки), которые спали со своей паствой. Все это можно было увидеть по самому обычному, старомодному спутниковому телевидению, и причем в один день.

Для многих людей, по меньшей мере для гостей таких шоу, ничего сокровенного не оставалось. Существовали даже базы данных с именами людей, которые хотели попасть на ток-шоу и оставляли подробные описания своих необычных качеств, странностей и увечий. Те, кто соглашался обсуждать свою личную жизнь перед миллионами телезрителей, часто говорили, что делятся своими историями для того, чтобы поддержать тех, кто прошел через подобное, повысить общественную осведомленность, проговорить свою боль вслух. Никто из них никогда бы не признался, что все дело в рейтингах, и вуайеризме, и нездоровом, доходящем до абсурда любопытстве. Они не видели, как мы с друзьями смотрели эти шоу в моменты послеобеденного затишья в общежитии и высмеивали их за китч. Все они думали, что делают что-то хорошее. Когда Диана впервые связалась со мной, чтобы уговорить на эту историю, она убеждала, что это мой долг перед обществом. Я почти купилась, когда речь шла обо мне одной; но когда она заговорила о том, чтобы притащить на шоу и меня, и папу, я поняла, что все это шоубиз, не больше, и меня затошнило.