Нация прозака

– Нет, – сказала она. – Я не поддамся на все это. И дам тебе совет, потому что я тебя люблю и ты навсегда останешься моей дочерью. Я знаю, что ты невыносимо сложный человек, и уже давно такая, и ты за что-то обижена на меня. На твоем месте я бы осталась здесь, в Далласе, не возвращалась бы в Гарвард, зарабатывала себе на жизнь и тратила собственные деньги на психотерапевта. Тебе нравится твоя работа, и вроде бы ты всем тут нравишься, так почему бы просто здесь не остаться и взять в Гарварде перерыв? Потому что, – она задыхалась, – мне не хватит денег на то, чтобы отправить тебя и в Гарвард, и к психотерапевту, но я вижу, что годы без терапии слишком сильно сказались на тебе. Я смотрю на тебя и вижу человека, которому очень нужна помощь.

Она пошла к двери, и я бы с радостью ее остановила, но слабость была слишком сильной, и все это было слишком для раннего утра. Последнее, что она произнесла перед тем, как уйти: «Просто имей в виду, что если в конце лета ты решишь уехать из Далласа, я приму это. Но ты сама заплатишь за обратный билет, а когда ты вернешься, мы установим для тебя строгие правила поведения».

На той же неделе мне позвонила продюсер из шоу «Опра!», чтобы узнать, не согласна ли я поучаствовать в выпуске, посвященном отцам, которые бросают своих детей. Она нашла мою статью для Seventeen в разделе «Развод» читательского руководства по периодической литературе. Моя статья была довольно оптимистичной и намекала, что мы с папой смогли восстановить отношения. С тех пор много разных вещей доказали, что мы с отцом обречены на то, чтобы никогда не примириться друг с другом. Зачем тащиться на ТВ и рассказывать о безобразных сторонах нашего мира? Но, даже услышав это, продюсер спросила, нет ли у меня желания все равно выступить, и мне показалось, что это может быть интересно, так что я приглушила голос разума и сказала: «Конечно, почему нет?»

Больше всего меня привлекала возможность на пару дней выбраться из дурацкого Далласа и съездить в Чикаго. Моя начальница решила, что это отличная идея, пообещала мне выходной и сказала, что когда выпуск со мной будут показывать, мы соберемся посмотреть его все вместе, и весь наш отдел тоже считал, что это классное предложение. Том, мой друг из отдела новостей, говорил, что кто-нибудь может увидеть меня на шоу и проникнуться моей историей настолько, что ее превратят в кино или что-нибудь вроде этого.

Это все и решило: я подумала, что если стану фильмом, если превращусь в целлулоид, то смогу ненадолго перестать быть собой. Я бы сделала все что угодно, чтобы не быть Элизабет. Само собой, пока мои попытки оставались напрасными. Учеба в Гарварде, статьи, работа в газете – я очень старалась, но почему-то так и оставалась собой. Вот почему я стала сомневаться, действительно ли я хочу оказаться на шоу Опры. Это все слишком напоминало мое обычное поведение: выбрать печальную, личную тему, в самых ярких красках описать факты совершенно незнакомым людям и так освободить себя от собственной жизни. А потом я буду чувствовать себя дешевкой, пустышкой, злиться на себя за то, что я словесная шлюха, девка, которая первому встречному выдаст все, что есть. Так что, может, я хотела вернуть себе свою жизнь, сделать ее частной, сделать только своей. Может быть, только может быть, избавься я от стремления всем рассказывать все, может быть, это оказалось бы поведением счастливого человека и, может быть, я смогла бы стать счастливой.

Ключ к счастью, решила я, – не появиться у Опры.

В конце концов, я была той самой девчонкой, которая потеряла девственность, а затем разрешила друзьям устроить вечеринку в честь этого события. Идея казалась классной, и Бог свидетель, я очень долго ждала. Напечатанные на Macintosh приглашения гласили: «Пожалуйста, приходите на знаменательную и революционную вечеринку в честь Элизабет Вуртцель», а внутри был нарисован сорванный цветок с опавшими лепестками. Предполагалось, что это тонкий намек, но все, кто пришел, знали, о чем речь. Ко мне подошла куча девчонок, и они все говорили, что это полный отрыв – просто дикий отрыв, – что я решилась на такое, и что они бы тоже хотели закатить вечеринку, когда впервые это сделали; но все же большинство гостей решили, что я долбанутая.