Нация прозака

Я всегда держала наготове эту фразу, и обиднее всего было то, что, как и любые стереотипы и клише, это было правдой. Да, я действительно принимала слишком много наркотиков и слишком много всего, но существовала важная грань, которую я бы никогда не переступила, неуловимая линия, которая отделяет наркоманов – тех, кому нужен серьезный детокс, чтобы избавиться от зависимости, – от нас, от всех остальных, тех, кто проходит разные фазы и запои, но не несет в себе никакой склонности к химической зависимости. Моей настоящей проблемой всегда была депрессия. Наркотики, алкоголь – не более чем соучастники преступления. Первый курс, долгое, жаркое лето в Далласе – не более чем периоды излишеств, что приходят и уходят, никогда не повторяясь. А вот тиски депрессии никогда, ни за что не ослабевают. «Дело не в наркотиках, – говорю я Дэвиду. – Просто все это, просто все так ужасно».

В семь утра, после того, как Дэвид ушел, пережив ночь принудительного прослушивания четырех альбомов Grateful Dead, я решила позвонить маме.

– Мамочка, – хнычу я, когда она берет трубку. – Мамочка, на следующих выходных я должна сесть на самолет из Далласа, и я хочу домой. Я очень хочу домой. Все не так. Я больше не могу здесь оставаться. Я скучаю по тебе. Мне нужно вернуться.

– О, Элли.

Больше она ничего не сказала, и я не могла понять, сочувствует ли она мне, или злится, или ей все равно, или что там. Я знала, что больше всего ее удивило, что я так рано встала, и у меня не хватило смелости сказать ей, что я даже не ложилась, что в последнее время я вообще редко оказывалась в постели так рано.

– Послушай, моя хорошая, – продолжила она, – я решила, что очень важно, где бы ты ни была, важно, чтобы ты вернулась к терапии, потому что я вижу, что без нее ты не справляешься.

– Я знаю.

– И поэтому, не знаю, как, но мы должны найти деньги.

– Мам, я не хочу, чтобы ты меня возненавидела.

– Я не могу тебя ненавидеть. Не говори ерунды. Я тебя люб-лю. Просто ты почему-то вечно выкидываешь ужасные вещи.

– Я не специально.

– Ну да, я понимаю. И понимаю, что ты за что-то злишься на меня, не знаю, это из-за меня или из-за твоего отца, или из-за всего в мире, но мне кажется, что если бы ты не прерывала терапию и мы бы поддерживали контакт с доктором Айзеком, может, ты бы не дошла до такого состояния. Я чувствую, что это моя вина, я должна помочь тебе найти поддержку прямо сейчас, чтобы ты встала на ноги до того, как покинешь Гарвард.

– Думаешь, это вообще возможно?

– Я не знаю, – говорит она. – Но я надеюсь.

8 Пространство, время и движение

Она и есть дождь

Она ждет тебя в нем
У нее сбиты в кровь ноги
Она слишком долго шла.

Дайан Ваковски.

Тревожный путник

[230]

Семестр обещал быть классным. Время восстановления. Превращу Гарвард в этакий городской ретрит для лечения душевных болезней, куча курсов по компаративистике, кофе с молоком и терапия. Никаких бойфрендов, никакого алкоголя, никаких наркотиков – никаких отвлечений, пусть даже приятных, от моего четкого, упрямого намерения сохранить разум. И никакой жизни до тех пор, пока я не пойму, как на самом деле нужно жить. Само собой, время от времени будут вечеринки и, конечно, будут друзья, будут сплетни, – друзья и сплетни – хорошая штука, но никаких связей. Никаких обсессивно-компульсивных отношений, которые поглощают так сильно, что, будучи внутри них, ты даже не можешь пролистать модные развороты в Vogue, не можешь осилить семь тысяч слов о Деми Мур в Vanity Fair, и уж точно не добьешься той кристально ясной сосредоточенности, которая нужна, чтобы действительно работать над собой во время терапии, следовать программе, делать уверенные, твердые шаги, необходимые для того, чтобы раз и навсегда избавиться от этой депрессии.