Есть кое-что, о чем я никогда не рассказывала, даже доктору Стерлинг. Потому что есть кое-что, чего молодая женщина из среднего класса, получившая высшее образование, – особенно если ей чуть за двадцать, и биология и время на ее стороне – не должна испытывать по поводу беременности. Ты не можешь думать:
«Я хотела этого ребенка» или «Вот бы я могла его сохранить», ничего такого. Беременность – это просто невезение, мелкое неудобство, что-то, с чем можно расправиться при помощи простой хирургической процедуры, которая даже не требует госпитализации. Будет немного больно, вроде рези в животе во время месячных; будет легкая депрессия, но это все из-за гормонов. Я столько раз провожала подруг на аборт к восьми утра в центр женского здоровья St. Acme’s, или как там называется это место, что это вполне можно счесть ритуалом инициации – и самой пройти через аборт, и быть понимающей подругой для кого-то другого в похожей ситуации.Я не знала, что беременна, поэтому мне не нужно было думать об аборте, но даже если бы я и знала, думать все равно было не о чем. Я бы просто это сделала, без вариантов, без дискуссий за и против. О’кей, может быть, я бы сделала вид, что выбираю, посидела бы с психологом или медсестрой в университетской клинике, обсудила другие возможности, поговорила о том, чтобы выносить ребенка, об усыновлении или о том, чтобы воспитать ребенка в одиночку, но все это было бы в порядке вещей. Я бы рассматривала возможность не делать аборта с убежденностью государственного адвоката, который представляет насильника или убийцу, зная, что тот виновен, но тем не менее имеет право на справедливое судебное разбирательство. Это было бы частью шарады, чтобы заставить меня несколькими годами позже, когда я маршировала по Вашингтону в 1989-м и снова в 1992-м, требуя дать женщине право выбирать, считать, что я действительно верю в возможность выбора. Нет никакого выбора для девушек вроде меня: есть только аборт.