Национальность – одессит (СИ)

В Париже мы провели всего две недели, причем инициатором преждевременного отъезда была Вероник. Видимо, ей не терпелось поскорее похвастаться перед родными и друзьями переменой семейного положения. Жилы в гостинице «Риц», но на этот раз в трехкомнатном номере: спальня, гостиная, кабинет. В последнем я написал несколько статей о театральной жизни в Женеве и Париже и вышедших в прошлом году романах Жозефа Рони «Борьба за огонь» и Джека Лондона «Мартен Иден», которые мне нравились в юности. Оба прочел на языке оригинала, купив в книжном магазине на улице Мишле, куда заглянул за научной литературой. Если первый роман еще можно каким-то боком прислонить к науке, то второй, наверное, попал сюда потому, что был на английском языке.

Самое главное — мы сфотографировались на фоне Эйфелевой башни. Фотография была цветная. Для этого нам пришлось долго стоять, не моргая и не шевелясь, пока в специальном аппарате велась съемка на фотопластину размером восемь на двадцать четыре сантиметра с тремя цветоделенными негативами. Потом их наложили друг на друга — и получилось то, что получилось. Стоило это удовольствие двадцать франков. Зато теперь никто не усомнится, что мы увидели Париж и остались живы.

В «Северном экспрессе» Вероник начала штыбовать меня, что приедем задолго до начала учебы, поэтому будет время наведаться в Кишинев к ее маме, хотя бы на пару дней. Жизненный опыт научил меня откладывать знакомство с тещей до ее смерти. Уговоры продолжались и в курьерском поезде «Санкт-Петербург-Одесса» и по возвращению на дачу «Отрада». Отмазы не канали. Я сдался, оговорив условие, что пробудем две ночи и одни день. Мол, работы выше крыши, надо готовиться к началу учебного года, помогать компаньонам.

Во Франции я накупил литературы по производству пленки для киноаппаратов и предложил выпускать ее в принятом в прошлом году, международном формате тридцать пять миллиметров с четырьмя отверстиями по обе стороны каждого кадра. В России уже есть несколько киностудий, которые называют себя ателье или мастерскими. Одна со знакомой мне фамилией «А. Ханжонков и Ко». Клепают кинухи на пленках зарубежного производства, очень дорогих. Если мы предложим на четверть и даже на треть дешевле, наша продукция все равно будет с очень высокой добавленной стоимостью. Компаньоны приняли мое предложение, попросили наладить производство.

Кишинев и в советское время был захолустьем, а сейчас и вовсе большая деревня. Хотя трехэтажный железнодорожный вокзал производил приятное впечатление. В городе попалось еще четыре трехэтажки. Более высоких зданий не заметил. Одноэтажный каменный дом, в котором жила моя теща, находился в новой части города, застроенной после присоединения к России. Придем, настроим, разовьем, облагородим, а нам потом из благодарности плюнут вслед и начнут вылизывать наших врагов, презирающих плюгавых аборигенов. В доме кухня, столовая, она же гостиная, кабинет, превращенный в библиотеку, две спальни, взрослая и детская, и закуток без окон для служанки Глаши — пожилой женщины, покорной и суетливой. Теще Светлане Владимировне Соколовой сорок восемь лет, но выглядит моложе. Она из ягодок опять. Старшую дочь пока не видел, но обе младшие пошли в маму, все еще красивую. Когда знакомились, подумал, что вдул бы ей. Теща «услышала» меня. И Вероник тоже. И каждый из нас понял, что другие поняли, что он понял…

Светлана Владимировна нашлась первой, прервав неловкую паузы:

— Представляла вас совсем другим.

— Я тоже рад, что вы оказались красивее, чем предполагал, — честно признался я, заставив ее смутиться еще больше.

— Мама, мы проголодались с дороги, — пришла на помощь Вероник.

— Да-да, мойте руки, проходите к столу. Глаша сейчас накроет, — засуетилась Светлана Владимировна.

Когда ночью мы с Вероник легли в детской комнате на широкую кровать, пахнущую девичьими снами, на которой сестры раньше спали втроем, жена задала вопрос тоном учительницы:

— Мама понравилась тебе?

— Почему спрашиваешь? — задал я встречный. — Ты ведь знаешь ответ.

— Интересно, что ты скажешь, — произнесла она.

— Если хочешь знать, как будет выглядеть твоя жена лет через двадцать, посмотри на тещу. Ты будешь выглядеть очень привлекательно, — вывернулся я из надвигающейся ссоры, после чего приласкал ее так, что Свете и Глаше тоже было не до сна.

Утром обе старались не встретиться со мной взглядом. Зато Вероник смотрела затянутыми поволокой глазами, словно я продемонстрировал такое впервые. Наверное, для нее важно было, чтобы мама поняла, почему увела меня у сестры, хотя вполне хватило бы и того, что я не беден.