Читаем Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей полностью

Очень обязан тебе за продуманные критические замечания к моим рассказам. Твои сопоставления порой выглядят завышенными. Писатели, с которыми ты меня сравниваешь, столь имениты, что, боюсь, ты заблуждаешься. По поводу «Исповеди» Руссо Лермонтов говорит, что эта книга имеет уже тот недостаток, что он читал ее своим друзьям[504]. Исходя из тех условий, в которых писались мои рассказы, я очень сомневаюсь, чтобы они были так уж хороши. Хочется поговорить с тобой об этом пообстоятельней, как, впрочем, и о многом другом. Твое замечание о том, что в «Личинах»[505] сказывается чисто русское умение провести читателя по лабиринтам мозговой деятельности человека, заставило меня задуматься над тем, что, собственно, подразумевается под чисто русской манерой письма. По всей видимости, ты имеешь в виду некую беспощадную нутряную силу прозы, которая мне, знакомому лишь с самым незначительным числом русских писателей, вовсе не кажется отличительным русским свойством. Главное, что я нахожу у всех русских, – это дотошная, нутряная приверженность касте. Я совершенно не согласен с тобой по поводу Тургенева. С моей точки зрения, он немногим превосходит Короленко (ты читал его?) или Лермонтова. Он скучноват (пресен), а временами кажется напыщенным и неестественным. Думаю, что многие превозносят его утонченность точно так же, как восхищаются Горьким за его неотесанность. Кстати о Горьком, что ты о нем скажешь? В Италии он очень популярен. Что до Толстого, то тут мы не сойдемся. Толстой – потрясающий писатель. Он не бывает ни скучным, ни глупым, ни утомительным, ни педантичным, ни напыщенным. Он на голову выше всех остальных. Как христианского святого я не воспринимаю его всерьез. Он предельно искренен в своих духовных исканиях, что, впрочем, вовсе не мешает ему изъясняться на превосходном русском языке с петербургским аристократическим лоском, не мешает ему помнить имя своего прапрадеда – это вообще свойственно русскому искусству. <…> Я знаю, что он написал огромное письмо в тринадцать колонок в «Таймс»[506], разоблачающее власть предержащих. Даже английские либеральные газеты были возмущены. Мало того, что он выступает против вооружения, он к тому же называет царя «самым обыкновенным, ниже среднего уровня, грубым, суеверным и непросвещенным человеком». Английские либералы вне себя – они бы назвали его вульгарным, если бы не знали, что он граф. Какой-то писака в «Иллюстрейтед Лондон ньюс» издевается над Толстым за то, что он, мол, не понимает войны. «Наивный старик», – пишет он. Черт возьми, тебе не кажется, что это уж слишком?! Приходилось тебе когда-нибудь слышать подобное хамство?! Неужели он и впрямь думает, что автор «Воскресения» и «Анны Карениной» ничего не смыслит? Неужели этот ничтожный хам смеет равнять себя с Толстым – физически, интеллектуально, творчески, морально? Мало сказать, что это нелепо, это еще и глубоко отвратительно. Может, этот журналист вздумает критиковать всего Толстого – его романы, рассказы, пьесы и прочее? И насчет Мопассана я с тобой тоже не согласен. Это отличный писатель. Его рассказы бывают сделаны наспех, но, учитывая обстоятельства его жизни, это не удивительно. Вернемся, однако, к моим делам. Как ты думаешь, возьмется ли английский издатель печатать «Дублинцев»? <…> По-моему, ты не вполне отдаешь себе отчет в том, что моя нынешняя абсурдная жизнь более для меня невозможна. Поэтому хочу напомнить тебе: у меня есть обыкновение (крайне обременительное для меня самого) подтверждать слова делом. Если я уговорю себя, что такая жизнь губительна для моей души, я не остановлюсь ни перед кем и ни перед чем, чтобы изменить ее, как это было и прежде. Впрочем, я делаю все, что в моих силах, чтоб не причинять горя тем немногим, к кому я испытываю теплые чувства. <…>

* * *

Станиславу Джойсу

Сентябрь 1905 года, Триест, Австрия

Дорогой Стенни, пожалуйста, ответь мне на следующие вопросы:

«Сестры» – хоронят ли священников в облачении?

«В День плюща» – могут ли муниципальные выборы проходить в октябре?

«Несчастный случай» – вызывается ли городская скорая помощь, если несчастный случай произошел в Сидни-Парейд[507]? Может ли пострадавший в Сидни-Парейд быть доставлен в больницу Св. Винсента?

«После гонок» – полиция снабжается продовольствием через государственные или частные источники?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Документальная литература / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное
За что сражались советские люди
За что сражались советские люди

«Русский должен умереть!» – под этим лозунгом фотографировались вторгнувшиеся на советскую землю нацисты…Они не собирались разбираться в подвидах населявших Советский Союз «недочеловеков»: русский и еврей, белорус и украинец равно были обречены на смерть.Они пришли убить десятки миллионов, а немногих оставшихся превратить в рабов.Они не щадили ни грудных детей, ни женщин, ни стариков и добились больших успехов. Освобождаемые Красной Армией города и села оказывались обезлюдевшими: дома сожжены вместе с жителями, колодцы набиты трупами, и повсюду – бесконечные рвы с телами убитых.Перед вами книга-напоминание, основанная на документах Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, материалах Нюрнбергского процесса, многочисленных свидетельствах очевидцев с обеих сторон.Первая за долгие десятилетия!Книга, которую должен прочитать каждый!

А. Дюков , Александр Дюков , Александр Решидеович Дюков

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы

Книга Джека Коггинса посвящена истории становления военного дела великих держав – США, Японии, Китая, – а также Монголии, Индии, африканских народов – эфиопов, зулусов – начиная с древних времен и завершая XX веком. Автор ставит акцент на исторической обусловленности появления оружия: от монгольского лука и самурайского меча до американского карабина Спенсера, гранатомета и межконтинентальной ракеты.Коггинс определяет важнейшие этапы эволюции развития оружия каждой из стран, оказавшие значительное влияние на формирование тактических и стратегических принципов ведения боевых действий, рассказывает о разновидностях оружия и амуниции.Книга представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей и впечатляет широтой обзора.

Джек Коггинс

Документальная литература / История / Образование и наука