Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Что касается моей задачи в этой книге[514], то я уже сказал Вам все, что следовало сказать. Моим намерением было написать главу из духовной истории моей страны, и я выбрал местом действия этой главы Дублин, поскольку, с моей точки зрения, именно этот город является центром паралича. Я пытался представить его жизнь на суд беспристрастного читателя в четырех аспектах: детство, юность, зрелость, общественная жизнь; рассказы сгруппированы именно в таком порядке. Я писал эту книгу по большей части в стиле предельно неприкрашенном, исходя из убеждения, что только самоуверенный и очень дерзновенный художник может позволить себе изменить в своем повествовании (тем более исказить) то, что он видел и слышал. Все те замечания, которые выдвигает теперь владелец типографии, возникали в моем мозгу, когда я писал книгу; эти замечания касались как темы рассказов, так и их содержания. Прислушайся я к ним, и книга осталась бы ненаписанной. Я пришел к заключению, что не могу писать, не оскорбляя людей. Владельцу типографии не нравятся «Два рыцаря» и «Личины». Дублинцу не понравился бы «В день плюща». Более тонкий ценитель раскритиковал бы «Встречу», всей чудовищности которой владельцу типографии не понять по той причине, что он, как я уже говорил, человек весьма недалекий. Ирландский священник останется недоволен «Сестрами». Владельца пансиона не устроит «Пансион». Так что пусть владелец типографии, не дай Бог, не возомнит себя главным и единственным хранителем общественной морали.

Я и сам прекрасно понимаю, что в этом вопросе могут быть две точки зрения, но меня, к сожалению, занимает лишь одна. Притом что я вовсе не хотел бы советовать Вам, какой из двух точек зрения придерживаться, отмечу все же, что, по-моему, Вы склонны наделять владельца типографии слишком безусловным даром провидения. Мне не известно положение дел в современной английской литературе, равно как не известно, действительно ли английская литература по праву считается посмешищем всей Европы. Я сильно подозреваю, что английская литература последует за литературой других европейских стран, как это было во времена Чосера. <…> Неужели Вы думаете, что «Вторая миссис Тенкерей»[515] не подверглась бы в свое время нападкам какого-нибудь викторианского директора театра или что издатель того времени не отказался бы печатать Джорджа Мура или Томаса Гарди? А если пришло время для перемен, так почему, скажите, этим переменам не начаться именно теперь?

В заключение Вы пишете, что я подвергаю опасности свое будущее и Вашу репутацию. О фривольном обращении с текстом наборщика мне уже приходилось говорить Вам в этом письме, а потому я решительно отказываюсь понимать, каким образом издание «Дублинцев» в том виде, в каком находится рукопись сейчас, может восприниматься как вызов общественной морали. Хочется верить в Ваши добрые намерения, когда Вы советуете не настаивать на публикации тех рассказов, которые мне возвращены; более того, я уверен, мое упорство будет воспринято Вами как заблуждение. Но если бы мое искусство было иным, если бы я был художником, а книга картиной, Вы вряд ли с той же готовностью обвинили бы меня в упрямстве, откажись я замазать некоторые штрихи полотна. Некоторые детали книги могут показаться Вам несущественными, но убери я их, и «Дублинцы» станут пресными и безвкусными, как яйцо без соли. Да и что вообще останется от книги, если изъять из нее вышеупомянутые или им подобные места? <…>

* * *

Станиславу Джойсу

19 августа 1906 года, Рим, Италия

<…> Только что закончил «Дориана Грея». Некоторые главы напоминают Гюисманса: набор ужасов, перечень духов и музыкальных инструментов. Главная идея поразительна. Дориан необычайно красив, он становится порочен, но не стареет. Стареет его портрет. Могу себе представить, какой капитал нажил прокурор Уайльда на этой книге. Не составляет труда читать между строк. Очевидно, Уайльд руководствовался лучшими побуждениями, когда писал свой роман; видимо, он стремился выставить себя на суд света, однако в его книге слишком много вранья и афоризмов. Если бы у него хватило смелости развить аллюзии, его роман только бы выиграл. <…>

Не знаешь ли ты средство от снов? Каждую ночь меня преследуют жуткие кошмары: смерть, трупы, убийства, в которых я принимаю самое деятельное участие. <…>

Я дописал три абзаца к «Несчастному случаю», но не знаю, перепишу ли этот рассказ. Мне хотелось бы также переписать «После гонок», но, если Грант Ричардс пришлет корректуру, оставлю все как есть. Стремление к совершенству – дело неприбыльное. <…>

* * *

Станиславу Джойсу

25 сентября 1906 года, Рим, Италия